– Вот ваш приговор, – в голосе истукана гремело торжество. – Я возвращаюсь со спокойной душой. Слава Онсии в надёжных руках.

– Не уверен, дон Гонсало, – покачал седой головой де Реваль. – Рука де Гуальдо, увы, надёжней моей, но я, как родич герцога де Ригаско, принимаю ваш вызов. Ваша слава, к несчастью, теперь и наша, но сами вы её не стóите. Вы подлец, Хенилья, и вы оскорбили не только Карлоса…

Глава 5

1

– Глупец, – припечатал командор, в ответ Хайме де Реваль слегка пожал плечами. Банальность, что подлецом быть хуже, произнёс не он, а Альфорка. Если Хенилья прав, для стрелка эта ночь – последняя, но не может же истукан быть прав во всём, и потом… Потом – остановить белолобых казалось столь же невозможным, но ведь они не прошли!

– Спятил? – прошипел и подоспевший Доблехо. Капитан с бывшим командором оказались на удивление единодушны, и Хайме не ответил. Зачем? Пустые разговоры уместны в таверне, до которой они так и не добрались. А жаль.

Диего тоже подошёл. Этот, слава Господу, сам был достаточно сумасшедшим, вот и обошёлся без дурацких вопросов. Просто топнул ногой, проверяя грунт.

– Береги дыхание, – посоветовал он, – и держись поближе к озеру. Наш красавец вряд ли умеет плавать, а скоростью он и при жизни не блистал. Зато вынослив, зараза…

– Спасибо, – поблагодарил Хайме, доставая шпагу, которая скорее всего окажется бесполезной. Об озере он уже думал. И о том, что, став камнем, Хенилья не стал ни быстрее, ни легче, ни глупее.

Громко, вызывающе заржал Пикаро, и словно в ответ командор потянулся за мечом. Широкий клинок сверкнул тусклой слепой белизной. Хайме с непонятной отстранённостью подумал, что скульптор при всей своей дотошности не мог вложить в мраморные ножны мраморный же лепесток длиной в рост человека. Его создала та же сила, что напитала глаза Хенильи горним светом, но рассуждать о её природе было некогда.

– К бою! – в рыке командора сплелись восторг и торжество: – Во славу Онсии!

– За славу Онсии, – эхом откликнулся Хайме, толком не расслышав собственных слов. Что поделать: если нельзя не драться, приходится драться. Тоже банальность, но на этой банальности мир держится не первый век. И неплохо держится.

Белая громадина двинулась вперёд размеренным торжественным шагом, стоять на месте становилось неприличным, и Хайме пошёл навстречу, твёрдо зная, что не побежит и не сдастся.

Услужливая луна заливала Альконью холодным слепящим светом, превращая Лаго-де-лас-Онсас в зеркало, а прибрежную полосу – в причудливую раму. От воды тянуло свежестью, с тёмного неба, догоняя друг друга, скатывались звёзды. Умирая, лето тонет в цветах и звездопадах. Это люди захлёбываются кровью и ненавистью. Даже после смерти…

Командор развернулся, обходя гряду валунов, и Хайме поймал себя на том, что предугадывает движения противника. Уже неплохо! Нет, сеньоры, Хайме де Реваль не спятил. Его ноги не вязнут в земле, он не думает, как и куда ступить, и сможет подняться, даже скатившись с обрыва, а вот мрамор не самый прочный из камней, хоть и прочнее плоти человеческой.

До схватки оставалось не больше десятка шагов, обычных, человеческих, когда за плечом Хенильи шевельнулось что-то тёмное и блестящее. Что именно, де Реваль не понял – глаза, как это часто бывает, оказались расторопнее разума.

– Стойте! – долетевший с ветром забытый голос заставил вздрогнуть. – Хайме, сколько раз тебе говорить: не беги впереди коня!

Белый исполин замер, словно напоровшись на невидимую стену. Тоже узнал?

– Господь не унизил меня подделкой победы, – протрубил он, поворачиваясь к Хайме спиной. Пришелец промолчал. Теперь звёзды падали россыпью, будто кто-то пригоршнями швырял крупный жемчуг. В сгустившейся тишине громовыми раскатами раздавались шаги. Две фигуры, светлая и тёмная, сходились молча и неспешно. Хайме видел прямую белую спину одного и знакомый поджарый силуэт другого. Его величество Альфонс повелел изобразить Льва Альконьи таким, каким тот был при жизни. Не архангелом Мигелем, не Адалидом и не Сальвадором, а герцогом де Ригаско, и скульптор-ромульянец постарался на славу, не забыв даже шрам над бровью…

Первым пришёл в себя Доблехо.

– Похоже, ты не будешь драться, – шепнул он. – Карлос всегда отвечал за себя сам.

2

Де Ригаско опять явился, когда его не звали, опять все стянул на себя, но на сей раз Хенилья был доволен. Ещё бы, ведь Ригаско мог так и остаться рядом с ним навеки. В королевском храме, в хрониках, в песнях и молитвах, наконец… Вот с этой своей вечной ухмылочкой, которую дон Гонсало всегда ненавидел. Баловень судьбы, герцог был обласкан и после смерти. По Льву Альконьи двор носил траур, по Орлу Онсии – нет. Две выигранные войны, новая провинция, два десятка выданных папе еретиков во главе с маршалом Танти оказались дешевле бессмысленной драки…

Подвернувшийся под ногу валун напомнил о том, что земля не просто осталась землёй, она стала коварной. Нет, полководец не упал, но пошатнулся, к вящей радости карликов, все ещё пребывавших под впечатлением от явления оживших исполинов.

Эти гранды цепляются друг за друга, как обезьяны. Молодой де Реваль и тот не смог перешагнуть через дурацкую спесь, а ведь не окажись здесь Альфорки с Доблехо, импарсиал остался бы на стороне разума. И останется, когда его кумир получит урок. Первый и последний, но победа не будет лёгкой. Только полный невежда считает, что шпага против меча бессильна, а Ригаско при жизни считался отменным бойцом… Вот кто бы прикончил этого де Гуальдо. А потом соблазнил бы твою жену и украл твои победы!

Дорогу преградил ручей. Мелкий и неширокий, он скакал по блестящим от лунного света камням. Его бы перешёл и ребёнок, но сапоги, и без того утопавшие в каменистом грунте, провалились в мокрый песок выше щиколоток. Мраморное тело в который раз напоминало: то, к чему ты привык при жизни, отныне невозможно, а столпившиеся на берегу глупцы желают победы Ригаско. Все, кроме болтуна Переса! Они будут разочарованы, но бронзовый, чёрт его побери, не прост, а этот гравий хватает за ноги не хуже трясины! Нужно найти для боя приличное место… Вон ту площадку между деревьями!

Ригаско придерживался того же мнения. Застыв выше по течению всё того же ручья, он сосредоточенно огляделся и неловко выбросил вперёд руку, указывая в сторону разлохмаченных дубов. Хенилья неспешно кивнул. Глядя на противника, он смотрел на себя. Те же неловкость, медлительность, тяжеловесность, но это пройдёт. Нужно только помнить, что ты не человек, и