как я происхожу по прямой линии от доброго короля Генриха III, и по тому праву, которое Бог в своей милости позволил мне восстановить при помощи моих родных и друзей, в то время как королевство готово было разрушиться с отсутствием управления и несоблюдением добрых законов». Какие бы недостатки ни содержало это притязание, они более чем покрывались признанием парламента. Два архиепископа взяли нового государя за руку, посадили его на престол, и Генрих IV в торжественных выражениях подтвердил свой договор с народом. «Господа, — сказал он собравшимся вокруг него прелатам, лордам, рыцарям и горожанам, — я благодарю Бога и вас, духовных и светских людей, и я вам объявляю: нет моего желания, чтобы кто-нибудь думал, что путем завоевания я буду лишать кого-либо его наследства, вольностей или других прав, которыми он должен пользоваться, или лишать его имущества, которым он владеет и владел по добрым законам и обычаям королевства, — исключая тех лиц, которые были против доброй воли и общей пользы королевства».

Глава VI

ЛАНКАСТЕРСКИЙ ДОМ (1399–1422 гг.)

Возведенный на престол парламентским переворотом и основывая свои притязания на признании парламента, Ланкастерский дом самим своим положением был лишен возможности возобновить старую борьбу за независимость короны, доведенную до высшей степени смелой попыткой Ричарда II. Ни в один период нашей ранней истории полномочия обеих палат так прямо не признавались. В тоне Генриха IV до самого конца его царствования слышалось смиренное подчинение просьбам парламента, и даже его деспотичный преемник отступал почти с робостью перед всяким столкновением с ним. Но корона была куплена другими обещаниями, менее благородными, чем конституционное управление. Знать оказала новому королю поддержку отчасти в надежде на возобновление роковой войны с Францией. Помощь церкви была куплена обещанием более строгого преследования еретиков, и это обещание было выполнено. На первом церковном соборе своего царствования Генрих IV объявил себя защитником церкви и приказал прелатам принять меры для подавления ереси и странствующих проповедников. Его декларация была только подступом к статуту о ереси, проведенному в начале 1401 года.

Постановления этого позорного закона устраняли препятствия, парализовавшие усилия епископов. Согласно закону было дозволено арестовывать всех проповедников, всех учителей, зараженных еретическим учением, всех владельцев и составителей еретических книг и заключать их по воле короля в тюрьмы, даже если они отрекались от ереси; но отказ в отречении или возвращение после него к ереси давали епископам право передавать еретика гражданским властям, а эти последние, — так гласило первое юридическое утверждение религиозного кровопролития, запятнавшее собрание наших статутов, — должны были сжечь его на возвышенном месте перед народом. Едва статут был проведен, как первой жертвой его стал Уильям Сотр, приходский священник в Линне. Девять лет спустя в присутствии принца Уэльского был предан пламени мирянин Джон Бедби — за отрицание пресуществления. Стоны страдальца были приняты за отречение, и принц приказал убрать огонь, но предложения пощады и пенсии не сломили упорства лолларда, и он был предоставлен своей участи.

Враждебность Франции и страшное недовольство реформаторов усиливали опасность постоянных восстаний, угрожавших престолу Генриха IV. Уже одно сохранение власти в эти бурные годы его царствования служит лучшим доказательством ловкости короля. Заговор родственников Ричарда II, графов Гентингдона и Кента, был подавлен, и за ним тотчас последовала смерть Ричарда II в тюрьме. Затем поднял восстание Перси, и Готспур (Горячка), сын графа Нортумберленда, вступил в союз с шотландцами и мятежниками Уэльса. Его войска были разбиты и сам он убит в упорной битве близ Шрусбери; но два года спустя его отец поднял новое восстание, и хотя арест и казнь его сообщника Скропа, архиепископа Йоркского, принудили его бежать за границу, но до самой своей смерти он оставался угрозой для престола.

Между тем ободренный слабостью Англии Уэльс после долгого спокойствия сбросил с себя иго завоевателей, и вся страна восстала на призыв Оуэна Глендауэра, потомка туземных князей. Как и прежде, Оуэн предоставил пришельцам право бороться с голодом и горными грозами, не успели они уйти, как он кинулся на них из своих неприступных твердынь и одержал победу, за которой последовало присоединение всего Северного Уэльса и большей части Южного, причем на помощь ему был прислан из Франции отряд вспомогательного войска. Только восстановление мира в Англии позволило Генриху IV остановить Глендауэра. Четыре года подряд, осторожно и обдуманно повторяя нашествие, принц Уэльский отнял у него юг; его подданные на севере, приведенные в уныние рядом поражений, постепенно покидали его знамя, а отражение нашествия повстанцев на Шропшир принудило Оуэна в конце концов искать убежища в горах Снодона, где он, по-видимому, продолжал борьбу в одиночку до своей смерти в 1410 году.

С подавлением восстания в Уэльсе престол Ланкастеров освободился от внешней опасности, но внутри оставалась угроза со стороны лоллардов. Новый статут и его ужасные казни не внушали страха. Смерть графа Солсбери в первом восстании против Генриха IV, хотя его окровавленная голова и была внесена в Лондон процессией аббатов и епископов, с пением благодарственных псалмов вышедших к ней навстречу, только передала руководство партией одному из лучших воинов эпохи. Сэр Джон Олдкастл, которому брак доставил титул лорда Кобгема, сделал свой замок Каулинг главной квартирой лоллардов и укрывал их проповедников, не обращая внимания на запреты и выговоры епископов. Когда Генрих IV, изнуренный смутами своего царствования, умер в 1413 году, его преемнику пришлось заняться этим сложным вопросом. Епископы потребовали привлечения Кобгема к суду, и хотя король просил отсрочки в деле, касавшемся столь близкого ему человека, но вызывающее поведение Кобгема заставило его действовать. Отряд королевских войск арестовал лорда Кобгема и отвел его в Тауэр. Его бегство оттуда послужило сигналом к широкому восстанию. Тайный приказ созвал собрание лоллардов на полях Сент-Джилса близ Лондона. Мы знакомимся если не с настоящими целями восстания, то по крайней мере с вызванным им страхом из утверждения Генриха V, будто его целью было «погубить короля, его братьев и некоторых из лордов, духовных и светских». Но бдительность молодого короля предупредила соединение лоллардов Лондона с их сельскими братьями, а те, кто явился на место собрания, были рассеяны королевскими войсками. Неудача восстания только усилила строгость закона: чиновникам было приказано арестовывать всех лоллардов и передавать их епископам; изобличение в ереси приводило к казни и конфискации имущества; тридцать девять выдающихся лоллардов были преданы казни. Кобгем бежал и в течение четырех лет поднимал восстание за восстанием; наконец он был схвачен на границе Уэльса и сожжен как еретик в 1418 году.

Со смертью Олдкастла политическая деятельность лоллардов пришла к