концу; между тем упорные преследования епископов, хотя им и не удалось истребить лоллардизм как религиозное движение, сумели ослабить силу и энергию, которые он выказал вначале. Но пока Ланкастерский дом только отчасти исполнил обещания, данные им при вступлении на престол. В глазах вельмож мирная политика Ричарда II была одним из его преступлений, и они оказали содействие перевороту в надежде на возобновление войны. Энергия военной партии находила себе поддержку в настроении целой нации, уже забывшей о бедствиях прошлой войны и мечтавшей только смыть ее позор. Внутренние бедствия Франции представляли в это время удобный повод к нападению: ее король Карл VI был сумасшедшим, а принцы и вельможи разделились на две большие партии; одна из них имела главой герцога Бургундского и носила его имя, а другая — герцога Орлеанского и носила название Арманьяков. Генрих IV ревностно следил за их борьбой, но его попытка поддержать ее посылкой во Францию английского отряда сразу примирила противников. Однако их распри возобновились сильнее прежнего, когда при вступлении на престол Генрих V заявил притязания на французскую корону и тем выразил свое намерение возобновить войну.

Не было притязаний более неосновательных, так как согласие парламента, отдавшее Англию Ланкастерскому дому, не могло дать ему прав на Францию, а на строгие правила наследования, выдвинутые Эдуардом III, мог ссылаться, в лучшем случае, только дом Мортимеров. Фактически не только притязания, но и сам характер войны совершенно отличались от войны Эдуарда III. Эдуард III был втянут в войну против своего желания беспрестанными нападениями Франции, а требование им ее короны было только средством для обеспечения союза с Фландрией. С другой стороны, война Генриха IV только по форме была возобновлением прежней борьбы после истечения срока перемирия, заключенного Ричардом II, а в сущности это было беспричинное нападение народа, увлеченного беспомощностью противника и раздраженного воспоминанием о прежнем поражении. Единственным оправданием для войны служили нападки, которые Франция в течение пятнадцати лет направляла на трон Ланкастеров, и поддержка ею всех внешних врагов и внутренних предателей.

Летом 1415 года король отплыл к берегам Нормандии, и первым его подвигом было взятие Гарфлера. Дизентерия опустошила ряды его войска во время осады, и с горстью людей он решился, подобно Эдуарду III, предпринять на виду неприятеля смелый поход в Кале. Однако внутренние несогласия, на которые он, вероятно, рассчитывал, исчезли при появлении пришельцев в самом сердце Франции, и когда его истомленное и полуголодное войско перешло Сомму, оно нашло на своем пути 60 тысяч французов, расположившихся лагерем на Азенкурском поле. Их позиция, прикрытая с обеих сторон лесами, имела такой узкий фронт, что густые массы были построены в тридцать рядов; она годилась для целей защиты, но была мало пригодна для атаки, и вожди французов, наученные опытом Кресси и Пуатье, решили ожидать приближения англичан.

С другой стороны, Генриху V не оставалось иного выбора кроме нападения или безусловной сдачи: его войска голодали, а путь в Кале шел через армию французов. Но мужество короля росло вместе с опасностью. Один из рыцарей его свиты выразил желание, чтобы тысячи сильных воинов, спокойно проводивших эту ночь в Англии, находились в рядах его войска. Генрих V отвечал ему презрительно: «Я не хотел бы иметь ни одним человеком больше: если Бог даст нам победу, то будет ясно, что мы обязаны ею Его милости; если нет — чем нас меньше, тем меньше будут потери для Англии». Голодная и истомленная кучка людей под его началом разделяла настроение своего вождя. Когда прошла холодная дождливая ночь 28 октября 1415 года, его стрелки обнажили свои руки и груди, чтобы дать простор «изогнутой палке и серому гусиному перу», без которого, как гласила поговорка, «Англия вызывала бы только смех», и с громким криком кинулись вперед в атаку. Вид их приближения возбудил горделивый пыл французов, мудрое решение их вождей было забыто, и густая масса конницы кинулась всей тяжестью в болотистую местность, навстречу англичанам.

В самом начале их движения Генрих V остановил свое войско, и его стрелки, воткнув в землю заостренные палки, которыми был снабжен каждый, пустили тучи своих роковых стрел в ряды неприятеля. Кровопролитие было страшным, но отчаянные атаки французских рыцарей отогнали, наконец, английских стрелков к соседним лесам, из которых они все еще могли обстреливать фланги неприятеля. Между тем Генрих V с окружавшей его конницей кинулся на ряды французов; последовала отчаянная битва, в которой пальму первенства в храбрости заслужил король: один раз он был сброшен с коня ударом палицы, а корона на его шлеме была отрублена мечом герцога Алансонского; но наконец неприятель был сломлен, а за поражением главной массы французов тотчас последовало расстройство их резерва. Торжество было еще полнее, чем при Кресси, так как неравенство было больше: 11 тысяч французов погибли на поле битвы; среди погибших было более сотни принцев и крупных вельмож.

Непосредственные результаты битвы при Азенкуре были незначительны, так как английская армия была слишком утомлена для преследования и добралась до Кале только затем, чтобы переправиться в Англию. Война ограничилась борьбой за господство над Ла-Маншем, пока усилившиеся распри между бургундцами и Арманьяками не побудили Генриха V возобновить попытку завоевания Нормандии. Какова бы ни была его цель в этом походе, — был ли он внушен, как предполагали, желанием обрести убежище для своего дома, если бы его власть была свергнута в Англии, или просто стремлением завоевать господство над морями, — но терпение и искусство, с которыми он осуществил свой план, высоко вознесли его в ряду полководцев. Высадившись с сорокатысячной армией близ устья Туки, он взял приступом Кан, добился сдачи Байе, подчинил Алансон и Фалез и, отправив своего брата, герцога Глостерского, для занятия Котантена, сам захватил Авранш и Домфрон. Подчинив Нижнюю Нормандию, он двинулся на Эвре, захватил Лувье и, взяв Понделарш, переправил свои войска через Сену.

Теперь открылась цель его мастерских передвижений. В это время самым крупным и богатым городом Франции был Руан; стены его защищала сильная артиллерия; Алан Бланшар, храбрый и решительный патриот, сообщил свой собственный пыл его многочисленному населению, а и без того сильный гарнизон поддерживали 15 тысяч вооруженных горожан. Но гений Генриха V был выше затруднений, с которыми ему приходилось иметь дело. От нападения с тыла он уберег себя покорением Нижней Нормандии; еще прежде занятие Гарфлера отрезало город от моря, а завоевание Понделарша — от помощи со стороны Парижа. Медленно, но неуклонно проводил король свои осадные линии вокруг обреченного города: из Гарфлера был приведен караван судов, выше города через Сену был