устроен лодочный мост, глубокие траншеи осаждавших были защищены столбами, а отчаянные вылазки гарнизона упорно отражались. Шесть месяцев Руан стойко держался, хотя голод производил сильные опустошения в огромной массе сельского люда, искавшей убежища в его стенах. 12 тысяч крестьян были наконец изгнаны за ворота города, но победитель холодно отказал им в пропуске, и они погибли между траншеями и стенами. В часы агонии женщины производили на свет детей, и их в корзинах поднимали для принятия крещения, а потом опять опускали умирать на груди матерей. Немногим лучше было в самом городе. Когда наступила зима, половина населения вымерла. «Войне, — грозно сказал король, — постоянно сопутствуют три служанки — огонь, кровь и голод, и я выбрал самую кроткую из трех». Требование им безусловной сдачи вызвало у горожан отчаянное решение: они решили зажечь город и броситься всей массой на линии англичан; тогда Генрих V, боясь, что в самом конце добыча выскользнет у него из рук, вынужден был предложить им свои условия. Тем, кто не выносил иноземного ига, было позволено покинуть город, но месть Генриха V выбрала себе жертвой Алана Бланшара, и храбрый патриот по приказу короля был предан смерти.

Несколько осад закончили подчинение Нормандии. Пока намерения короля не шли дальше приобретения этой провинции, и, прервав свои завоевательные действия, он постарался завоевать ее расположение снижением налогов и удовлетворением жалоб и закрепить обладание ею формальным миром с французской короной. Однако переговоры, начатые с этой целью в Понтуазе, не удались из-за временного примирения французских партий, а между тем продолжительность и расходы войны начали вызывать в Англии протесты и недовольство. Неприятности короля достигли высшей степени, когда умерщвление герцога Бургундского в Монтеро в присутствии самого дофина, с которым он явился на совещание, снова зажгло пламя междоусобиц. Вся бургундская партия с новым герцогом Филиппом Добрым во главе в дикой жажде мести кинулась в объятия Генриха V; сумасшедший король Карл VI вместе с королевой и дочерьми находился во власти Филиппа; желая лишить дофина престола, герцог унизился до того, что купил себе помощь Англии, выдав за Генриха V старшую из принцесс Екатерину, передав ему регентство на время жизни Карла VI и признав его наследником короны после смерти этого государя.

Договор был торжественно подтвержден самим Карлом V на свидании в Труа (1420 г.), и Генрих V, в качестве регента предпринявший от имени своего тестя завоевание земель, захваченных дофином, подчинил города по Верхней Сене и с торжеством вступил в Париж бок о бок с королем. В столице торжественно собрались Генеральные Штаты, и хотя постановления в Труа не могли не показаться им странными, тем не менее они были утверждены безропотно, и Генрих V был признан будущим государем Франции. Поражение его брата Кларенса в Анжу снова вызвало его на войну. Его участие в военных действиях ознаменовалось взятием Дре, а неудача под Орлеаном была сглажена успехом долгой и упорной осады Мо (1422 г.). Никогда успехи Генриха V не достигали такой высоты, как в тот момент, когда он почувствовал прикосновение смерти. Искусство врачей не могло остановить быстрого хода его болезни, и великий завоеватель скончался, выразив странное, но характерное сожаление, что не дожил до завоевания Иерусалима.

Глава VII

ЖАННА Д'АРК (1422–1451 гг.)

В то время как смерть так внезапно остановила деятельность Генриха V, его могущество достигло высшей степени. Своей религиозностью он привлек к себе церковь, военным искусством — знать, восстановлением славы Кресси и Пуатье — весь народ. Во Франции холодная политика Генриха V превратила его из чужеземного завоевателя в законного наследника престола, его права на регентство и наследование были признаны сословиями королевства, а его успехи до момента смерти обещали скорое подчинение всей страны.[2] Но слава Азенкура и гений Генриха V едва скрывали в конце его царствования слабость и унижение короны, когда престол перешел к младенцу, его сыну. Долгое малолетство Генриха VI, который в момент смерти отца был девятимесячным ребенком, а также личная слабость, отличавшая его последующее управление, поставили дом Ланкастеров в зависимость от парламента, а парламент быстро превращался в простое представительство баронов и крупных землевладельцев. Общины, правда, сохраняли права разрешения субсидий и контроля над ними, участия в издании всех законов и обвинения министров, но Нижняя палата перестала быть настоящим представителем тех общин, имя которых носила. Избирательное право городов подчинилось общему стремлению к ограничениям и привилегиям и вскоре в большинстве городов свелось к простой формальности. До того времени все фримены, жившие в городе и платившие в его казну налоги, становились его гражданами, но с царствования Генриха VI эта широта городской жизни была сильно урезана.

Ремесленные цехи, прежде защищавшие гражданскую свободу от тирании старых купеческих гильдий, сами теперь стремились стать узкой и исключительной олигархией. В это время большая часть городов приобрела себе собственность; желая защитить пользование ею от всяких притязаний «чужаков», граждане добывали себе, большей частью у короля, корпоративные грамоты, обращавшие их в замкнутое целое и исключавшие из их числа всех тех, кто не был гражданином по происхождению и не успел приобрести себе право на вступление в их число долгим ученичеством. Дополнительно к этому ограничению состава граждан, внутреннее управление городов со времени неудачи коммунального движения XIII века перешло почти всюду от свободного собрания горожан на вече в руки Общих советов, члены которых выбирались ими самими или богатейшими гражданами. Общим советам или еще более ограниченному числу принадлежавших к ним «выборных людей» и предоставляли обычно постановления новых хартий право избрания представителей городов в парламент. Этим ограничением начался долгий процесс упадка, который окончился сведением представительства наших городов к простой комедии.

Крупные вельможи, соседние землевладельцы, сама корона набросились на города как на свою добычу и предписывали им выбор представителей. Подкуп доканчивал то, чего не удавалось сделать силой. Поэтому с войны Роз до времени Питта мнение народа представляли не делегаты от городов, а рыцари графств. С другой стороны, ограничение избирательного права в графствах было делом самого парламента. Изменения в экономическом строе его достаточно сильно расширяли. Число фригольдеров под влиянием рассмотренных уже нами земельного дробления и социальных перемен возрастало, а укрепление независимости сказывалось в «сходках и ссорах между дворянами и прочими людьми», которые тогдашние политики приписывали чрезмерному числу голосовавших. Во многих графствах влияние крупных вельмож, без сомнения, позволяло им благодаря многочисленности их вассалов контролировать выборы. Во время восстания Кэда кентцы жаловались на то, что «жителям графства не позволяют свободно принимать участия в выборе рыцарей от графства, но