— Даже не пытайся! — ноздри Киры раздувались от злости, она сжала кулаки, едва сдерживая закипающее раздражение. — Я найму лучших адвокатов и не стану выгораживать тебя перед дочерями, скрывая правду о твоем гнусном поведении и преступлениях твоей матери — пусть девочки сами решают: достойны ли вы с матерью общения с ними.

— Дочери и о тебе узнают всю правду, да еще с моими комментариями! Неизвестно еще, кто белее окажется! Прижила ребенка от другого мужика и выскочила замуж, чтобы скрыть свой позор! Ай да, скромница!

— Ты обвиняешь меня в том, что сделал сам: другая женщина родила от тебя ребенка.

— Ах, вот ты как все повернула! Надо сначала доказать, что это мой ребенок. Никто не делал экспертизу, а без нее я отцовства своего не признаю! О чем мы говорим — ребенок то умер — и ничего ты теперь не докажешь!

— Доказывать тут не чего — это твой ребенок. Жаль, что он умер.

Внимательно следя за перепалкой супругов, Федин никак не мог взять в толк, зачем так заострять вопрос о ребенке — тема опасная — и вдруг понял: Кира пыталась найти оправдание своему решению, одновременно и с него снять груз сомнений и угрызений совести.

— Жаль? Ах, какие мы жалостливые! А вот мне не жаль! Ты всегда печешься о других… А обо мне ты подумала? Если бы он не умер, его навязали бы мне! На каком основании? Еще не известно, чей это ребенок, а расхлебывать должен я?! Я и так столько лет воспитывал чужого ребенка! Кормил! Одевал! Любил, как родного! А где благодарность? — неожиданно тон Анатолия изменился, стал человеческим, будто не было у них только что возбужденной перепалки с обоюдными обвинениями. — Ты не хочешь отблагодарить меня… за все, то я сделал для тебя и Виктории? Например, забыть все наши разногласия и начать все сначала…

— Сначала? — Кира посмотрела в глаза Анатолию — ах, как права она была, помогая Федину и не став ничего менять, узнав правду об отце девочки — даже зная, что ребенок умер, Анатолий все равно не признает его. Нет! Не нужна ему эта девочка — он даже не жалеет о ее смерти. — А зачем? Семьи-то у нас нет. Нет! Я не хочу начинать все сначала.

Отказа Анатолий не ожидал. Он готов был молча с достоинством снести упреки, готов был выдержать женские слезы и раскаяния, принять извинения и заверения, но что бы его вот так — мордой об стол, когда он сам сделал первый шаг к примирению и признал свои ошибки… Это слишком!

— А вот здесь, дорогая моя, ты ошибаешься! У нас есть кое-что общее — Алиса! И просто так я тебе ее не отдам! Не надейся! Она будет жить со мной в моей квартире с моей матерью, а ты будешь вымаливать у меня с ней свидания! На коленях вымаливать!

От такой наглости Кира даже растерялась, но оторопь ее длилась не долго.

— Ты забыл, что твоя мать обвиняется в убийстве и покушении на мою жизнь — вряд ли в ближайшие десять лет она буде жить в твоей квартире! А Алиса… Раньше я предложила бы тебе все, что имею в обмен на исчезновение из нашей жизни, но теперь я буду бороться с тобой.

— Не угрожай мне! Лживая тварь! — взвизгнул Анатолий и бросился на Киру с кулаками.

На удар в лицо Кира успела среагировать, отшатнуться, и кулак прошел вскользь по подбородку, но она не удержала равновесие, упала со стула, больно стукнувшись головой и плечом об угол соседнего стола. В глазах засверкали разноцветные искры, по щеке потекло что-то теплое и отвратительно пахнущее. Кровь из рассеченной брови быстро капала на шею, на грудь, на новое цветастое, шифоновое платье…

Второго удара не последовало: Федин, перемахнув через письменный стол, скрутил замахнувшегося для следующего удара рассвирепевшего мужчину.

— Вы как? — поинтересовался он, одной рукой удерживая на стуле за шиворот Анатолия Меркулова, другой шаря в ящике стола в поиске бумажного полотенца. — Голова цела?

— Вроде цела… — Не отнимая ладони от лица, Кира осторожно покрутила головой и медленно поднялась с пола. — Только гудит, как паровоз.

— Держите! — Федин сунул в руку Киры бумажное полотенце и несколько секунд наблюдал за тем, как она, прижимая к ране сложенную в несколько слоев пузырчатую бумагу, вытирает кровь с шеи и платья. — Надо бы зафиксировать факт нападения. Так, на всякий случай… — предложил он и заговорщицки подмигнул «почти родственнице»: один удар многое решает в жизни — если умело использовать сей факт, то будущее судебное дело за дочь она могла считать выигранным.

Кира кивнула, и Федин вызвал полицейский наряд и врача.

91

— Сможете вести машину?

Достав из сумки мобильный телефон, Кира кивнула.

Она набрала номер родителей и вкратце рассказала матери о событиях минувшей недели, не утаив от нее ни одной подробности. С дочерями она разговаривала совсем по-другому: сообщение о разводе родителей было для них настоящим шоком, но Кира умело переключила их внимание на криминальную подоплеку всего произошедшего, умолчав об истинной причине развода и об убийстве Татьяны Мельник. Теперь дочери больше волновались о ее здоровье и меньше о разводе родителей — многие разводятся, но, чтобы свекровь травила невестку!!!

Отойдя в сторонку, чтобы не мешать, Федин стоял у переливающегося на солнце перламутром «Ягуара», смотрел на говорившую по телефону женщину и удивлялся происходящему вокруг нее водовороту событий — разговор с начальником охранной службы многое прояснил в этом запутанном деле, но конечной точки так и не поставил. У Федина, как у следователя, появилось много вопросов, но он хорошо понимал, что ответов на них не получит — приходилось довольствоваться урезанными фактами, составляя из них приемлемую для прокурора последовательную цепь произошедших событий.

— Как быстро меняется моя жизнь… — Кира, наконец, нашла ключи от машины и нажала кнопку сигнализации, но прощаться со следователем не спешила. — Еще месяц назад я не знала, как сложатся мои отношения с мужем и мучаясь этим, а сегодня он и свекровь для меня чужие люди. Но их потеря меня