Шрифт:
Закладка:
– Видно, переел, – сказала Поппея и, не спросив дозволения, подошла к окну и выглянула наружу.
Ворон, пытаясь сохранить равновесие на ветке, бешено хлопал крыльями. Мы снова рассмеялись.
– Видел я сенаторов, которые так же старались усидеть на своем месте, – заметил я. – Правда, никому не удалось.
Больше мы не смеялись. Я сел и жестом пригласил сесть Поппею. Обычно из-за моего молчания приглашенные нервничали, что давало мне преимущество в еще не начавшемся разговоре, но на Поппею это никак не подействовало.
– Прочитал тут пару донесений из Мёзии, – непринужденно сказал я так, будто разговоры о Мёзии – самое обычное дело, – и наткнулся на упоминания о твоем прославленном деде, который при Тиберии был там проконсулом.
– И?.. – Поппея все так же спокойно смотрела на меня.
– Хотелось бы больше узнать об этой провинции. Мы рассматриваем расширение границ нашей империи, а имеющиеся в моем распоряжении отчеты весьма смутные и обрывочные. Хочу тебя спросить: в твоей семье, случаем, не обсуждается тамошняя ситуация? Или, может, сохранилась переписка тех времен?
– Дед умер, когда мне было пять, и умер он в Мёзии. Мы всего раз навещали его, воспоминаний о том визите или о нем самом у меня не осталось, но моя мать, будь она жива, могла бы тебе многое рассказать.
– Поппея Старшая, – кивнул я, – жертва Мессалины. Меня она тоже планировала убить, но не случилось.
Мать Поппеи вынудили совершить самоубийство по ложным обвинениям Мессалины.
– Да, это были страшные времена, – сказала Поппея. – Но те, кто выжил, крепко связаны и могут радостно ходить по земле. А враги наши – Мессалина и Сеян – лежат в земле.
– Твой дед годами присылал из Мёзии разного рода предметы, они сохранились в наших архивах и в казне.
Я передал Поппее две шкатулки. В одной были отчеканенные во времена ее деда монеты Мёзии, а во второй – золотая медаль «Овация», которой он был награжден за подавление мятежа во Фракии. Поппея приняла шкатулки, открыла, перебрала монеты в одной, потом погладила медаль в другой и, улыбнувшись, сказала:
– Спасибо, что не пожалел на это своего времени. Теперь я должна отблагодарить тебя в ответ. Но как я, простая женщина, могу отблагодарить императора?
И она пристально посмотрела мне в глаза.
– Прогулкой по Помпеям? – не задумываясь, предложил я. – Ты ведь родом оттуда? Может, когда я надумаю посетить Байи.
Но смогу ли я туда поехать даже ради того, чтобы провести время с ней?
– Если наведаюсь, ты покажешь мне все красоты своей родной земли?
– С радостью, – ответила она.
Встреча подходила к концу, а я так и не смог завести разговор на волнующую меня тему.
– По словам Отона, – поддавшись порыву, совершенно не задумываясь, сказал я, – ты весьма сведуща в том, что касается проблем с Иудеей. Поможешь мне во всем разобраться?
Вопрос как минимум был не лишен смысла.
– С превеликим удовольствием. В ответ на твой незаданный вопрос: все, что случилось между нами на том корабле… я хотела этого и никогда не забуду. А на другой невысказанный вопрос отвечу так: я люблю Отона. – И, обернувшись в дверях, добавила: – Я польщена, что ты последовал моему совету и отрастил волосы. Тебе к лицу.
LVIII
Наступил первый день нового года, и опять мы с Октавией сидели на Ростре и принимали присягу легионов со всех концов империи. На нас были принятые для таких мероприятий белые с золотом тоги; с каждым выдохом у нас изо рта вырывалось белое облачко пара. Октавия была неподвижна, с таким же успехом я мог усадить на ее место статую. Мы не виделись уже несколько месяцев. Я посмотрел на нее и попытался приветливо улыбнуться, она робко улыбнулась в ответ.
Тяжело было сидеть рядом с той, которая составляла часть моего детства; мы так долго были связаны политическими узами, и вот теперь я собирался вытеснить ее из своей жизни и так освободить место для другой. Впрочем, Октавия не была совершенно невинна, хотя люди именно такой ее и видели. Но я-то не забыл, что она участвовала в заговоре против меня. Но таков уж наш мир, где постоянно плетутся интриги, а убийство – обычное дело. Нельзя забывать: мы не такие, как все остальные люди, чего Акте, к моему великому сожалению, никак не могла понять.
Перед нами, сменяя друг друга, выстраивались шеренги легионеров с центурионами во главе. Их ряды были ровнее, чем борозды на вспаханном поле, их точность свидетельствовала о великолепной подготовке. Лицо моей армии. К своему удивлению, я вдруг почувствовал неподдельное волнение, и мне стало любопытно – каково вести за собой всех этих воинов? Каково быть завоевателем? В конце концов, в моих жилах течет кровь не только Антония, но и Германика, и вот эта доля моей крови дала о себе знать.
Я наклонился к Октавии и под звуки труб, которые возвещали об окончании церемонии, сказал:
– Нам надо развестись.
Октавия повернула голову и посмотрела на меня:
– По мне, так мы уже разведены.
– Но не в глазах закона. Надо документально закрепить то, что уже довольно давно случилось.
– Я согласна, – сказала Октавия и снова повернулась к легионерам, предоставив мне любоваться своим профилем.
* * *
А вот Бурр и Сенека согласны не были. Одним холодным утром я назначил им встречу в моей самой небольшой и потому самой теплой рабочей комнате и был неприятно удивлен, когда Бурр, скрестив руки на груди, сказал:
– Тогда верни ей приданое!
– С радостью, что бы это ни было – земли, золото драгоценные камни, – я буду счастлив отдать ей все, лишь бы мы наконец освободились друг от друга.
– Приданое Октавии – это ее статус дочери императора, – вступил в разговор Сенека. – Она вышла за тебя замуж и тем самым укрепила твое право на трон, которое до этого было довольно шатким.
– Шатким? Да я прямой наследник Августа!
– Как и Децим и молодой Луций Силан из семьи Торквата. Да и Рубеллий Плавт имеет довольно крепкие позиции, ведь он происходит от Тиберия и Октавии. Но только ты был сыном правящей Августы, приемным сыном императора и одновременно мужем его дочери. Эти факторы, вместе взятые, послужили твоему восхождению на трон. Ты действительно хочешь разбить у себя под ногами столь прочный фундамент?
«Да, – подумал я, – все верно, прибавьте
