Як взяли ся бити, взяли мордовати,

Молодая синица мусила втикати.

Щегол стал печалиться о жене, и воробей указал ему, что она на крапиве. Она убегает от него потому, что он больно щиплется.

Сив щиглик зажурився, сив тай думае:

«Оженився, утратився, а жинки не мае».

Горобчик братичок его поражав:

«Гляди ии на крапиви — там вона сидае».

Заросився щиглик по сами колинця,

Щукаючи на синицю доброго полинця.

Навиженая синиця щигла покидае,

Бо, боиться его скубня, що добре кусае.

По другому варианту он ее находит на калине и приводит к себе.

Горобчик, хлопчик, добрий ему приятель…

Закотив си щиглик штани по сами колинця,

Ходить, глядить, и шукае, и жинки питае.

«Иди, швагру, на калину: так вона сидае».

Привив ии до дому, посадив на прилавку,

Посадив на прилавку, дав ий паляницю.

Тема этой песни очень древняя: она не только является в песнях других славянских народов, но и в немецких, где, однако, женихом представлен соловей, а невестою — снегирь.

Чечотка в одной очень распространенной у странствующих слепцов и кобзарей, аллегорически-шуточной песне — мать семи дочерей, которых выдает замуж.

Полетала чечоточка в вишневий садок,

Ой, вивела чечоточка семеро диток:

Явдосю, Хвевросю, Орину, и Марину, и Горпину,

й Катерину,

И Насту сю свою,

Що найменшую,

Що найкрасчую.

Ой, вона ж их годовала й замиж оддавала:

За Ивана — Явдосю, за Романа — Хвевросю,

За Демида — Орину, за Давида — Марину,

А Горпину — за Яцька, Катерину — за Стецька,

А за пана за Самийла — Настусю свою,

Що найменшую,

Що найкрасчую.

Наиихали до чечотки любии зяти,

Поставили короговци та все хороши:

Из Харькова — пан Иван, из Зинькова — пан Роман,

Из Полтави — пан Демид, з Кременчука — пан Давид,

Из Хорола — пан Яцько, з Пирятина — пан Стецько,

А з Чернечого села — пан Самийло.

Наихали до чечотки люби старости:

И Данило, и Борис, и Ваврило, и Денис,

И пан Марко, и Захарько, й Северин.

Наихали до чечотки любии свашки:

Кася, Вася и Ганнуся, Сося, Прися и Маруся,

И Варварина любая дитина.

Сама сила чечоточка та на покути,

Як и стала чечоточка пити та гуляти,

И просила вона Бога и молила за мужа свого,

Й за себе саму:

«Поздоров, Господи, самого того,

Господина чечота й чечотку его,

И зятей и дитей, и свашок и дружок,

И бояр и старост, подстарост, и музик и возник,

И всих домових.

Поздоров, Господи, всих моих людей,

Поздоров, Господи, приизжих гостей,

Щоб пили, гуляли, танцювали.

Жартовали, мед-вино подливали,

Пивом ся похмиляли.

Поздоров, Господи, всих моих зятив,

Поздоров, Господи, всих моих дочок,

Колиб ви, Господь дав, дочечки здорови були,

Колиб ви, кожна, по сим дочок привели,

Колиб ви, сванечки, здорови були,

Колиб по сим синив кожна привели».

Просилася чечоточка у свого чечота,

Просилася чечоточка у свого старого:

«Пусти мене мий старенький до зятив погуляти».

До Харькова од Лубень

Чухрала первий день,

До пана Ивана до любезного свого,

А у пана Ивана погуляла,

Як собака коло ворит постояла;

До Зинькова од Лубень

Чухрала другий день,

До пана Романа до любезного свого,

А у пана Романа погуляла, поживилась,

Як сучечка кризь ворота подивилась;

До Полтави од Лубень

Чухрала третий день,

До пана Демида до любезного свого,

А у пана Демида погуляла,

Як корова край кошари постояла;

До Кременчука из Лубень

Чухрала четвертий день,

До пана Давида до любезного свого

А у пана Давида погуляла,

З помийници помии похлибтала;

До Хорола из Лубень

Чухрала пятий день,

До пана Яцька любезного свого,

А у пана Яцька погуляла,

Вси мисочки, тарилочки полизала;

До Пирятина з Лубень

Чухрала шостий день,

До пана Грицька до любезного свого,

А у пана Грицька погуляла,

Як кишечка пид столом поникала;

До Чернечого з Лубень

Чухрала семий день,

До пана Самийла зятя свого наймильшого,

А у пана Самийла погуляла,

Дубових киив скуштовала,

Втикаючи тини поламала.

Як прибигла чечоточка до дому,

Поздоров, Боже, самого того,

Господина чечота и чечотку его.

Она угощает своих зятьев, а потом едет к ним в гости и везде получает дурной прием. Песня эта имеет подобие думы и любима народом. Есть подобного содержания дума, где рассказываются подобные приключения тещи уже без всякой аллегории. То же содержание служит предметом старой великорусской песни, и мы думаем, что песня эта в своем основании принадлежит к древним.

Павлин (по-малоросс. пава) иногда изображает женщину.

Прилетала пава,

Прибижала мила.

Чаще в песнях встречается не сама эта птица, а перья ее; из них девица делает себе венок (павяный венок): так, в одной очень распространенной колядке, которую поют девицам:

А в лиску, в лиску, на жовтим писку,

Там пава ходить, пирьячко ронить;

Марьечка ходить, пирьячко збира,

Пирьячко збира, в рукавець склада,

З рукавця бере, виночок плете.

В галицкой колядке павяный венок срывают с девицы ветры.

Пошла дивчина рано по воду.

Та схопилися буйни витрове,

Буйни витрове, шайни дожчове,

Та исхопили павяний винок,

Занесли его в тихий Дунаец.

Девица ищет свой венок и на берету реки встречает рыболовов, которые на вопрос девицы, не видали ль они ее венка, спрашивают ее, что им будет, когда они поймают ее венок. Девица обещает одному золотой перстень, другому — платок, а третьему — саму себя.

Та надийшли туда три риболови.

«Помай Биг, май Биг, три риболове,

Три риболови, паньски синове.

Чи не стричали