должности, было то, что десять дней после назначения он не находил времени, чтобы встретиться со своим новым аппаратом — сотрудниками Совета министров СССР. Зато вскоре полностью поменял структуру аппарата — со специфической совминовской (узкие «референтуры») на цековскую — большие «отделы»[1102]. Он также отказался от процедуры предварительного обсуждения вопросов, выносимых на заседания Совета министров, со специалистами своего аппарата, которая была неизменна при прежних председателях Совета министров и позволяла оценить предлагаемые ведомствами проекты с общегосударственной точки зрения[1103]. Вместо этого оценку проектов стали вести два-три человека из его ближайшего окружения (приведенные из аппарата ЦК КПСС)[1104]. Не менее удивительным для аппаратчиков фактом было то, что Рыжков при поддержке Горбачева стал игнорировать замечания, поступавшие к подготовленным им документам от других членов Политбюро[1105].

Яков Рябов, заместитель Рыжкова в 1985–1986 годах, вспоминает:

Мы, члены Президиума Совмина СССР, еще до начала работы XXVII съезда партии просили Рыжкова, настаивали организовать встречу с Горбачевым, чтобы поговорить о системе работы Политбюро, Секретариата ЦК КПСС и Совмина СССР. Дело в том, что тогда не было никакой системы в работе этих высших партийных и исполнительных органов. Шла какая-то лихорадочная суета, с утра до вечера проводились заседания и совещания, причем все под эгидой оперативных — без предупреждения вызывали в ЦК, давали различные поручения, которые совершенно не увязывались с ранее принятыми постановлениями и решениями правительства или ЦК КПСС. Мы на Президиуме Совмина утром у Рыжкова принимаем решения, даем задания министерствам, а вечером приходит премьер из ЦК или от Горбачева, собирает нас и ставит с ног на голову вопросы, которые мы рассматривали несколько часов назад. Мы возмущаемся, заявляем Рыжкову, что так работать нельзя, убеждаем его, что он должен отстаивать принятые нами совместные решения по управлению экономикой страны, это наша совместная прерогатива. По работе в ЦК КПСС я хорошо помню, как, невзирая ни на что, отстаивали решения Совмина и Косыгин, и Тихонов. Они спорили, они доказывали! Мы об этом неоднократно говорили Рыжкову. Он нервничал, огрызался, но, к сожалению, только с нами, а не «там».

Вот почему мы настаивали на встрече с Горбачевым. «Большой сбор» состоялся в ЦК КПСС 12 марта 1986 года, продолжался с десяти утра до полдевятого вечера. В разговоре участвовали Горбачев, Рыжков, секретари ЦК и мы, «возмутители спокойствия» — зампреды Совмина СССР. Встреча проходила бурно, все выступали и не по одному разу. Было признано, что разговор получился полезный, это подтвердил и Горбачев, который также наговорился досыта. В общем, пар выпустили, согласились, что надо навести порядок и работать системно, не дергать друг друга по пустякам, приоритет в руководстве экономикой страны должен быть у Совмина СССР[1106].

Однако уже через два месяца Рябова отправили в почетную ссылку — послом во Францию, поскольку идея передачи Совмину СССР подобного приоритета явно противоречила реформистской позиции Горбачева. Это была позиция не только самого Рябова (как он подозревает, убранного из Совмина по инициативе Рыжкова, которому надоели бесконечные поучения бывшего покровителя[1107]), но и других членов правительства и этого, и более позднего периода.

Непоследовательность Горбачева и Рыжкова в действиях, стремительное «ускорение» одних прежде проработанных предложений и в то же время отказ от других ранее согласованных и подготовленных иницатив, замена в короткий период одних больших планов другими заставили многих их соратников, союзников и подчиненных поверить, что у них на момент прихода власти не было не то что плана конкретных реформ, но даже общих представлений о том, как они должны были проходить.

Илья Комаров как консультант Экономического отдела описал в мемуарах, как в 1984 году они готовили под руководством Рыжкова комплексный план регулирования инвестиций в строительство, сокращающий ввод в производство новых строек и ставящий под более систематический контроль имеющиеся. Он не был первоначально принят Совмином СССР именно потому, что за ним стояли Рыжков и Горбачев. В апреле 1984 года соответствующее постановление ЦК КПСС и Совмина СССР все же было принято, но после занятия Горбачевым и Рыжковым лидирующих позиций так и не было реализовано в свете новых идей[1108].

Владимир Можин, которому в качестве первого замзава Экономическим отделом (1985–1991) приходилось впоследствии разрабатывать и обосновывать идеи Горбачева, обращает внимание в мемуарах на явную социальную ангажированность Горбачева, желавшего помочь обеспечить население продовольствием, жильем и решить проблему «подавленности инициативы работников», но в своих указаниях ограничивающегося «предложениями общего характера»[1109].

Между тем три плана действий у Горбачева и Рыжкова, как мы видели выше, были как минимум с конца 1984 года, плюс четвертый план касался антиалкогольной кампании. Однако они были недостаточно детально проработаны, не очень совмещались друг с другом и зависели от политических и персональных факторов — было не всегда очевидно, поддержат ли тот или иной документ на Политбюро. А инициаторы реформ хотели сделать так много и так быстро, что, видимо, не очень понимали, что в каком порядке должно было реализовываться.

Поэтому многое зависело от тех коллективов, которым было делегировано право разработки документов по анонсированным Горбачевым направлениям. Реформы непрерывно разрабатывались разными рабочими группами, стремящимися заложить в них свои идеи и протолкнуть их на общегосударственный уровень, пользуясь полной (как им казалось) неопределенностью, царившей среди нового руководства страны.

Так, например, Валентин Павлов упоминает рабочую группу по подготовке отмененного впоследствии декабрьского 1986 года пленума ЦК КПСС, заседавшую на даче ЦК КПСС в Волынском, в которую его пригласили осенью 1986-го. Там открыто предлагался вариант внесения в законодательство понятия «частная собственность» — она должна была дополнить государственную. Предполагалось, что она распространится и на средства производства, что было по тем временам огромным шагом вперед. Однако Горбачев не сказал ни слова по этому поводу ни в декабре, ни на июньском пленуме 1987 года[1110].

Комплект экономических законов, разработанный этой группой, который в целом был направлен на то, чтобы от приказного характера действий министерств перейти к передаче им финансовых рычагов (права при наличии выделенных средств заказывать продукцию у любых производителей), а также к постепенной либерализации цен (на товары, которые не пользовались повышенным спросом), включая перевод 30 % оптовых цен на «договорные условия», был одобрен на июньском пленуме 1987 года.

Однако его не прочли ни участники пленума, ни его инициатор, который не хотел вникать в экономическую конкретику. Решение было проведено в ходе сговора участников группы и помощника Горбачева Валерия Болдина. А поскольку Горбачеву эти документы были не интересны, то они попросту не были введены