Восторженные возгласы обычно сдержанных потомков нарсов заполнили зал. Дав их чувствам выплеснуться наружу, Цердих все же осадил слушателей.

— *Но рано расслабляться. Пока что остальным жителям города не стоит знать. Чем скорее вы расшифруете пророчество, тем быстрее мы сможем приготовиться к грядущим переменам! Приступайте к работе, и проследите, чтобы любое новое слово пророка было тщательно записано и доставлено ко мне.*

Процесс закипел с еще большей силой. Мудрецы нашли тот самый язык, на котором было изречено первое пророчество. Язык Порядка. Древние тайные руны и слова, двадцать шесть символов и созвучий. Каждое из них высечено в существовании самого мироздания. Неизменные десятками веков, они всегда были крайне трудны в интерпретации. Не счесть вариантов их совместного использования, и потому нарсы — а лишь они могли черпать силу из столь мощных знаков — нечасто прибегали к языку Порядка.

Только самые искушенные и фанатичные из этих существ посвящали свою жизнь изучению рун одной из Монад — да и те не всегда брали учеников.

Но теперь жители подземного города приняли появление всеми забытого средства колдовства и общения как знак. Многим хотелось проверить, сохранились ли эффекты от рун Порядка — но, сколь бы сильно ни было это желание, нарсами они не являлись. Лишь их давними потомками, бледными тенями без Имен, не прошедшие через испытания.

Спустя еще месяц тщательного изучения единственного оставшегося в Нарс-Велане фолианта о языке Порядка, мудрецы наконец смогли создать грубый перевод пророчества, который имел бы хоть какой-то смысл.

«Настает конец порчи. Мана ушла из души. Порченые души потеряли силу Истока. Время приходит напитаться маной, исполниться раскаянием, порченые души. Исполнитесь раскаянием, и жизнь будет прежней, явится мана, душа обретет силу.»

Сочетания слов между собой могли иметь разные значения в зависимости от намерения к использованию, будь то колдовство, письмо или речь, могли создавать столь длинные комбинации лишь ради одного слова, что порой это казалось абсурдным. Потому перевод обладал особой точностью. Вероятно Судьба имела ввиду нечто более благозвучное… Тем не менее, Эйанд принял пророчество к сведению.

Монада, частица самого Абсолюта, первоисточника целого мира, требовала раскаяния. Видела вину и осуждала проступок. Но Эйанд не видел вины своего народа. Даже если бы он оказался в тот же день и час, когда произошли события Первой Ночи, он бы не остановил процесс. Тем не менее, дела говорят больше слов. Если такова воля основы мироздания, ей стоит следовать. Как минимум, частично.

Не было ни четких указаний, ни требований. Лишь направление. А если так — то в одночасье менять убеждения свои или чужие нет смысла. Главное — начать движение в нужную сторону, а с «правильными» делами появится и «правильное» воззрение.

Цердих знал, что оно будет ему противно. Но к нему придет даже не он сам. А если и он — то нескоро. Но он готов учиться, если это приведет его и его народ к былому величию. Даже если надо будет переступить через свою гордость.

А время все летело. На поверхности экспедиция вернулась с Русалочьего озера со столь необходимым запасом магических реагентов. Нападения монстров становились все чаще, ожесточеннее, гибельнее. Кровь за стенами столицы текла алой рекой, окропляя волшебные поля, подобных потерь город еще никогда не видел со времен Первой Ночи. Преступность в городе достигла своего апогея, стражники все больше истощались ночь от ночи, голод сжимал свою хватку на жителях Велана. Каждый из них на собственной шкуре ощущал все лишени, всю разрушительность и все отчаяние Домена, давшего название их Эпохе.

Ауфиль Лавьен с великой радостью встретила сына — но хранила в сердце злобу и ярость на ту, что желала ему гибели. Еще никогда сердце ее не было так полно ненависти, никогда она не отходила от своих же убеждений столь далеко. Вера треснула, а с ней и вечная сострадательность.

Грим Лавьен ждал досрочного освобождения, ведь сам Друм Абири обещал амнистию — но все никак не наставало время для этого счастья. И хотя отставной полковник молчал в ответ на все вопросы, на лице его проскальзывали беспокойство и озабоченность, которые юноша никак не мог ни с чем связать.

Вуннар Эованор вместе с дочерью выучил одно из самых сложных сохранившихся заклятий Эпохи Конца, несмотря на колоссальную нагрузку и сомнения в его необходимости. Никто из них его не применил, оба опасались последствий неверного произношения… Но то, как они разучили все его части, точно должно было сложиться в чистое, мощное и могучее заклятие духовного и магического единства.

Федра Эованор с каждой новой ночью чувствовала себя все хуже от пользования врожденной способностью, но не уставала искать ответы и путь к спасению. Погружения становились тяжелее от раза к разу, из них стало сложно выходить… Но впервые за всю жизнь пророчица приблизилась к самой грани восприятния и целого мироздания.

Эйлунд Стратвар осчастливил Империю будущим наследником — все же император в силу своей слабости мог умереть раньше времени. Он знал об этом и, как обычно, решил не оставлять дело без прикрытия. Осторожность, когда возможно, и решительность, когда необходимо…

Ширрон Астиэн так и не наведелась к бывшему Первому Рыцарю в его хижину на окраине города — не потому, что не хотела, а потому, что уважала ангела. Пусть она не была согласна с его изгнанием, ведь изгнать его подобно тому, чтобы перечеркнуть все его прежние заслуги. Но на ней тяжелая ноша, как и на Лимаре, и она знает: лишь он может решать, когда ее нести, а когда отступиться.

Шарль Пьемонт с тех пор, как попал в больницу, стал более осторожен и реже использовал чужую кровь — ведь стоит лишь напитаться ей, в нем просыпался монстр. Монстр, которого вампир мечтал подавить всю жизнь, но наконец начал мириться с его существованием.

Лита Шарли пробыла