Шрифт:
Закладка:
Он советовал мне пройти в два антикварных магазина, где есть старинные фарфоровые блюда. За фруктами послал на базар к своему приятелю; но советовал заказать только дыню, груши и виноград. Ибо мудрец, по его мнению, – без дыни – невозможен, а персиков хороших пока нет.
Он просил прислать блюда и фрукты к нему, обещая все уложить и вовремя доставить. Я дал ему адрес, точно условился о часе и сказал, что буду сам ждать посланца у калитки.
Вернувшемуся капитану я заявил, что хочу купить два антикварных блюда, чем немало его изумил.
Мы долго ходили, не находя ничего подходящего. Наконец, как бы случайно, я назвал адрес, данный мне кондитером. Мы направились туда, и пока капитан рассматривал какую-то вещь в ювелирном отделе, – я отдал хозяину записку моего волшебника-кондитера.
Он долго что-то обдумывал, потом повел меня наверх и вытащил из особого шкафа блюдо.
Оно было фиолетовое, гладкое, с узким золотым ободком; и в середине его, на белом фоне, была нарисована женская фигура с младенцем на руках. Черные косы лежали по плечам на желтом хитоне; черные глаза, как живые, смотрели на меня. Дивные руки держали кудрявого, золотоволосого мальчика.
– Господи, да уж не с Анны ли это рисовано? – чуть не крикнул я.
Хозяин повернул блюдо обратной стороной, показал дату – 1699 год.
За вторым блюдом он полез куда-то еще выше, прося меня подождать. Я был в восхищении и отчаянии. Какое-то благоговение наполняло меня, я так хотел подарить Ананде это блюдо, рисунок которого напоминал лучшую миниатюру с Анны. Но не будет ли дерзостью мой подарок? Будет ли он понят, как чистейший дар моей восхищенной души?
Возвращавшийся хозяин нес хрустальное блюдо, переливавшееся всеми цветами радуги. Точно драгоценные опалы, сверкали его грани.
– Венеция, – сказал он, подавая блюдо мне. – Это старый принц куплено. А это – Флоренция, – ткнул он в фиолетовое блюдо. – Тоже старо. Кардинал покупал.
– Это, верно, очень дорого, – протянул я со страхом.
Он усмехнулся и ответил:
– Пишет друг – с тебя взять сколько можно мала-мала. Меньше сто рублей не будет. Если даришь принцу, как пишет здесь, – опять ткнул он в записку кондитера, – надо платить. Подожду, если сейчас нету.
Я радостно отдал ему половину суммы и обещал завтра занести остальное.
– Отдавай кондитерская, он перешлет, а я ему отошлю блюда сегодня вечером. Пишет – надо молчать. Хорошо.
Капитан уже искал меня внизу.
– Ну вот ты меня покинул, Левушка, я тебе и не покажу перл, нечто совершенно изумительное, что я здесь нашел. И как кстати, – сказал воодушевленный капитан.
– Вот хорошо-то! У каждого из нас будет своя тайна. Только чур! не выспрашивать! – отвечал я.
Должно быть, я сиял не меньше самого капитана, так как он вторично с удивлением на меня посмотрел, но ни о чем спрашивать не стал.
Мы вышли из магазина, капитан уносил свою тайну в кармане, мои же оставались в лавке, надо было только заказать к ним фруктов, что мы очень скоро и сделали, велев их доставить завтра к трем часам дня в кондитерскую.
По дороге домой я просил капитана ни слова никому не говорить о сластях и фруктах, так как они предназначались Ананде. Хочу поставить их в комнату к его приезду. Капитан, казалось, был очень разочарован.
– А я-то думал, что все это для Анны. И моя тайна была согласована с едой, – огорченно сказал он.
– Об Анне хлопочет князь; да и ест она как воробей. Не стоит и хлопотать, – утешал я его.
Он рассмеялся и спросил, не на львиный ли аппетит заказал я свои тайны для Ананды.
– Ну, ведь и львы бывают разные. Я ведь тоже Лев. Надеюсь, хватит и львам, и принцам, и мудрецам, и воробьям, – ответил я, снова думая о том, тактично ли я поступил и одобрил бы меня Флорентиец или нет.
– Как говорят у нас на флоте, ты занятный мальчишка, Левушка. Жаль, поздно ехать за город за цветами. Но все же зайдем сюда, я вижу белую сирень, – сказал капитан, взяв меня под руку и проходя в огромную, прекрасную оранжерею.
Он выбрал два деревца белой сирени. Я пожалел, что беден и не могу купить такое же деревце темно-фиолетовой сирени, чтобы украсить ею комнату Ананды.
Но я решил попросить об этом И. И тут же, вспомнив о деньгах Али-молодого, собрался купить довольно большое деревце с огромными душистыми кистями, густо-фиолетовыми, с крупными махровыми цветами.
Капитан засмеялся, но чуть не выронил бумажник из рук, когда услышал просьбу прислать сирень завтра.
– Левушка, – сказал он, – я буду молчать обо всем. Но скажи мне, почему ты так чтишь этого человека?
– Я не сумею вам объяснить этого сейчас. Но если после игры Анны вы повторите свой вопрос, мне будет легче объяснить вам свое благоговение. Это не одно преклонение. Это путь его страданий и любви, претворенных им в свет для людей.
Уже смеркалось, когда мы подошли к дому. Вскоре мы втроем сошлись за обедом, и я снова ощутил, как мне недостает И. Я был рассеян, отвечал невпопад и все думал, где И., чем он занят и скоро ли они приедут с Анной.
После обеда мы прошли в зал, передвинули рояль приблизительно так, как он стоял у Анны, поставили белую сирень с таким расчетом, чтобы Анне она не мешала, но вместе с тем пианистка могла бы ею любоваться. Принесли еще немного роз; капитан с князем хлопотали, устраивая в другом конце зала чайный стол. Я ничего не хотел больше делать; я ждал И., ждал Анну, ждал музыку с таким напряжением, что не мог ни минуты оставаться на одном месте.
Наконец, раздался стук колес, и я понесся по комнатам, как пудель, почуявший любимого хозяина, грозя что-либо сокрушить на своем бегу.
Едва увидев И., я повис на его шее, забыв все и вся. Он засмеялся, прижал меня к себе ласково, но сейчас же отвел мои руки, поставив меня перед закутанной в черный плащ Анной.
– Первая твоя обязанность была приветствовать гостью, – тихо сказал он.
Но глаза его были ласковы, лицо улыбалось, и выговор звучал совсем не сурово.
Я принял плащ Анны, который уже снимал с нее отец, поцеловал ей обе руки и отошел в сторону, чтобы дать возможность поздороваться с ней князю и капитану.
Князь сиял и волновался, благодарил ее за оказанную ему честь; а капитан – более чем когда-либо находясь в своей тигровой шкуре – рыцарски ей поклонился.
Анна отказалась от чая, сказала, что съест грушу,