— Хорошо, — несколько поостыл наследник «пиита тайного фронта». — О Буссенаре, так о Буссенаре… Вот как вы думаете, какое ведомство посылало Буссенара с миссией в Гвиану?

— Ну, раз вы утверждаете, что Буссенар-Летюрк являлся по совместительству и «рыцарем плаща и кинжала», то, наверное, Второе бюро, — предположил Боб. — Или кто у нас, во Франции, в XIX веке разведкой занимался[36]?

— А вот и не угадали, — съехидничал Пушкиндт. — В Гвиану нашего романиста направило министерство народного просвещения.

— Ого, серьезная контора, — отплатил сарказмом за ехидство Боб. — Покруче вашего КГБ, наверное, будет. Да и американскому ЦРУ с британской МИ-6 нос утрёт.

— Зря вы смеётесь, молодой человек. Именно министерство народного просвещения ведало в Третьей республике географическими исследованиями. А что такое географические исследования в эпоху колониального раздела мира, надеюсь, объяснять не придется. Да каждый третий (если не второй) профессиональный путешественник в те годы — кадровый военный! Приведу в пример только русских — мне это ближе (хотя вам, конечно, более интересны земляки — французы). — Пушкиндт принялся загибать пальцы левой руки (в правой он сжимал палку: na vsyakiy pozharniy): — Пржевальский (аж целый генерал-майор!), Козлов, Булатович, Леонтьев, Арсеньев… И всё это — далеко не случайно! Ведь мало было стереть с географических карт «белые пятна». Требовалось сделать всё возможное, а порою и невозможное, чтобы упрочить на открытых территориях влияние именно той державы, которая снаряжала данную экспедицию. Всякое географическое открытие имело прежде всего военное значение. Это не просто история с географией, это история с политикой. Это…

— Это понятно, — вновь перебил набирающего холостые обороты Пушкиндта Боб. — Ближе бы к делу. В смысле, к Буссенару.

— Ах, ну да. Так вот. В Гвиану, якобы для изучения природы этой заморской территории, Буссенара командировало министерство народного просвещения. Хотя где гарантии, что он не получал инструкции на какой-нибудь конспиративной квартире от парней с военной выправкой? Ведь и сам Буссенар не чурался запаха пороха. Во время франко-прусской войны он, как истинный патриот, ушёл на фронт волонтёром, служил военным фельдшером.

— Так мы до информации о сокровищах и к утру не доберёмся, — вздохнул Боб.

— Доберёмся, — огрызнулся Пушкиндт. Уж больно ему хотелось вывалить на неблагодарных слушателей всю ту гору информации, что он успел собрать о Летюрке-Буссенаре в результате своего литературоведческого расследования. — Будут вам и сокровища, и белка со свистком. — (Смысла фразы о свистке и белке Робер, естественно, не понял, но уточнять на всякий случай не стал: а то понесёт старика, не остановишь). — Я же всё по порядку рассказываю. Чтобы понятно было.

— Да нам всё понятно, — успокоил рассказчика трюкач. — Вы, только, пожалуйста, не отвлекайтесь от главного. С чего вы взяли, что свои сокровища Буссенар спрятал не в Австралии, а в Южной Америке?

— Дык я вас к этому и подвожу.

— Ну, уж больно окольными путями.

— Не спорьте, мальчики, — вмешалась в беседу мужчин Аннет. — Продолжайте, Михаил Варсонофиевич.

«Так он ещё и Варсонофиевич», — хмыкнул про себя Боб.

А седовласый «мальчик» продолжал:

— Помимо министерства народного просвещения в организации экспедиции самое живое участие принял и уже известный нам «Журнал путешествий и приключений на суше и на море», сотрудником которого на тот момент являлся наш сочинитель. Все парижские газеты тотчас раззвонили: Луи Буссенар отправляется за океан, чтобы на месте собирать материал для своего нового романа «Гвианские робинзоны». Обратите внимание: собирать материал для романа! Да под таким соусом можно собирать какой угодно материал. В том числе и разведданные.

Боб не удержался, вновь ввязался в полемику:

— А с кем было враждовать Франции в Южной Америке? Наши извечные исторические соперники британцы, конечно, имели там свои колонии, но, насколько я знаю, между французскими и английскими землями лежали владения Нидерландов — Суринам. А с востока и юга Гвиана и вовсе граничит с Бразилией.

— Вот вы и ответили на свой вопрос, любезный. Голландия и Бразилия. Всё дело, видите ли, в том, что в середине XIX века в гвианских джунглях было найдено золото! Тут-то всё и началось. Вспомнились все давние обиды и приграничные конфликты. Каждая из держав норовила закрепить спорные золотоносные территории за собой. В дело были пущены все способы и средства: подкуп, шантаж, прямое силовое давление. И именно в это непростое для заморских владений Франции время в Южную Америку прибывает секретный правительственный агент — Луи Буссенар. Его цели: сбор информации, зондирование почвы, обработка общественного мнения (он же литератор, профессионал печатного слова!), и как дальняя перспектива — подготовка присоединения спорных территорий к колониальной империи Третьей республики… Тьфу ты, ерунда какая получилась: империя республики. Ха-ха-ха! — Пушкиндт от души посмеялся над собственной оплошкой.

А Робер пробормотал:

— Точно, Юбер Бониссёр де ля Бат. ОСС 117 образца позапрошлого века.

14. Достояние республики

23 часа 58 минут 42 секунды.

Боб спросил:

— И есть какие-нибудь доказательства шпионск… вернее разведывательной деятельности Буссенара? Архивные документы, воспоминания, письма?

Пушкиндт смерил француза сочувствующим взором, улыбнулся снисходительной отеческой улыбкой:

— Как вы, право, наивны, молодой человек. О таких вещах не принято говорить вслух. Известный всему миру разведчик — обычно провалившийся разведчик. Успешные бойцы невидимого фронта завсегда остаются в тени. И насчёт документов. Помилуйте, какие могут быть документы, ежели Буссенар распорядился уничтожить все свои архивы. В завещании так и было сказано: «Мои личные бумаги и рукописи должны быть сожжены, включая копии, сделанные моей женой». А?! Даже копии! Зачем, спрашивается простому романисту составлять подобное завещание? Что ему было скрывать?

— Ну, мало ли, — сказала Аннет. — Вон, например, Кафка…

— Кафка был сумасшедший, — безаппеляционно отрезал Пушкиндт.

Девушка умолкла. Ей не хотелось бы, чтобы её прапрапрадедушку тоже считали не вполне вменяемым, лишь на основании того, что он распорядился сжечь все свои бумаги. Уж лучше пусть проходит как шпион. Своего рода французский Штирлиц.

— Но тогда на основании чего вы выдвигаете версию о Буссенаре — правительственном агенте, коль скоро у вас нет на руках никаких доказательств? — недоумевал Боб, не забывая поглядывать по сторонам: не хватало ещё в пылу дебатов прошляпить крокодила или змею.

Пушкиндт парировал (не хуже, чем рапиры налётчиков своей тростью, тогда, в Санкт-Петербурге):

— Я, мил человек, качаю на косвенных! Надёжнейший, доложу вам, способ… Меня ведь и к архивам Пушкинского Дома на пушечный выстрел не подпускают ретрограды. Так ничего. Я об Александре Сергеевиче и без этих умников всю подноготную разузнал. Я…

Боб понял, сейчас яростный потомок «рассейского всего» вновь вырулит на любимую тему, и вернуть его обратно будет крайне непросто. Пресёк попытки бегства от разговора о сокровищах Буссенара