не знаю, – ответил он. – Тебя не было неделю – за это время она успокоилась и ни разу не вспоминала о прошлом. Она была счастлива, Джиллиан. Счастлива с Джеком. Верила, что он лучший мужчина на свете, что они были предназначены друг другу. Но если она прочтет это письмо, то, возможно, пожалеет, что все сложилось так, как сложилось. Пожалеет, что вообще села в тот самолет. Возненавидит себя за то, что потеряла веру в Людвига. За то, что не попыталась его спасти.

Я задумчиво посмотрела вдаль:

– Не то чтобы я об этом не думала. Но я все равно считаю, что она должна узнать правду.

Лицо папы сделалось пепельно-серым:

– Думаешь, так будет лучше?

Я сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться:

– Да. Она сильная женщина. На ее месте я хотела бы знать правду. И нашла бы в себе силы смириться с ней.

Папа долго молчал, размышляя над моими словами.

– Поехали домой, – наконец предложил он, заводя машину. – Решим по пути.

Я опустила взгляд на старинную шкатулку у меня на коленях и обвела пальцем медную пластинку с джентльменом в цилиндре, вспоминая историю, которую нам рассказала бабушка, – об их с Людвигом знакомстве на антикварном рынке в Бордо.

Какова была вероятность того, что они встретятся в тот день? И разве не удивительно, что много десятилетий спустя я добралась до чердака Ганса и нашла там этот важный фрагмент мозаики прошлого?

Как бы сентиментально или суеверно это ни звучало, я верила, что это было предначертано. Поиск ответов завел меня в Европу – и вот я вернулась в Америку с письмом Людвига в сумке. Конечно, оно должно было попасть бабушке в руки. Именно сейчас и ни в коем случае не раньше.

Поэтому я не могла просто похоронить его – это было бы ужасно несправедливо. Так я бы отринула судьбу и всю ту магию, которой полнится мир. А мне хотелось в нее верить. Хотелось верить в Провидение и то, что оно заботливо ведет нас туда, где нам суждено быть.

Когда мы вернулись домой, бабушка сидела в кресле дедушки Джека и вязала что-то из ярко-красной шерсти.

– Джиллиан! – с улыбкой воскликнула она, откладывая спицы в сторону и поднимаясь, чтобы поприветствовать меня. Я нежно, горячо ее обняла.

– Как же здорово вернуться, – вздохнула я. – Но я отлично развеялась.

Она заглянула мне в глаза:

– Вижу, ты довольна. Прямо посвежела. Поездка пошла тебе на пользу. Пойдем-ка – расскажешь мне о своих приключениях.

Сжав мою руку, она повела меня к дивану – отец тем временем подхватил мой увесистый чемодан и отнес его наверх.

Я послушно села и принялась рассказывать бабушке о первой части своего путешествия.

– Лондон потрясающий. Я побывала в Кенсингтонском дворце и Тауэре, а еще много каталась на метро.

– Прекрасный город, – согласилась она.

– Прекрасный. Я прогулялась по Крейвен-стрит – хотела посмотреть, где ты жила. А ты знала, что когда-то на этой улице жил Бенджамин Франклин? – Я прочла об этом на синей памятной табличке на одном из старых георгианских домов по соседству с тем местом, где когда-то жила бабушка.

– Не знала. – Она вглядывалась в мое лицо, ожидая продолжения. Мне показалось, что она догадывается о моих изысканиях и надеется услышать о них из первых уст. Зная ее, я не сомневалась, что на моем месте она бы тоже не удержалась.

– А еще… я разыскала Дафну, – прямо сказала я.

– Дафну. – Бабушка, закрыв глаза, прижала ладонь к сердцу. – Я подозревала, что ты это так не оставишь.

– Правда?

– Конечно. – Наши взгляды встретились. – Дорогая, милая Дафна. Как много лет прошло. Как она поживает?

– Очень хорошо. Она живет в прекрасном городском доме в Челси со своим сыном и невесткой. Насколько я поняла, после войны она вышла замуж за удачливого специалиста по недвижимости из Канады. У них было трое детей. До этого она работала в школе – учительницей.

– Все это я знаю, – кивнула бабушка. – Не знала только про детей.

Мы немного поболтали о жизни Дафны после сороковых, потом я рассказала бабушке о Джеффри, внуке Дафны, не забыв упомянуть, что мы успели вместе пообедать.

– Симпатичный? – игриво спросила она.

– Пожалуй.

– Ну-ну.

– Не спеши, бабуль, – тихо усмехнулась я. – Это был просто обед. Но Джеффри помог мне с одним важным делом, о котором ты сейчас узнаешь. Надеюсь, что я не зря решила обо всем тебе доложить. Ты только не сердись.

В комнату вошел отец.

– Привет, пап, – сказала я. – Я как раз собираюсь рассказать бабушке о том, куда меня в итоге завело знакомство с Дафной.

Согласно кивнув, он опустился в кресло.

Я снова повернулась к бабушке.

– Я не говорила тебе, но в Лондон я отправилась не просто так. Я сразу взяла билет еще и в Берлин – хотела выяснить, что стало с Людвигом. Я знаю, что ты не горишь желанием возвращаться к этой теме, но он все-таки был моим дедушкой, и я намеревалась узнать о нем побольше.

Бабушка встревоженно застыла.

Я ласково сжала ее руки в своих.

– В первую очередь я решила поговорить с Гансом Бухманном. Я надеялась, что он поможет мне или хотя бы направит в нужную сторону. Ты знала его как Серого Призрака – он все еще жив.

– Правда? – Бабушкины глаза заблестели. – Боже мой.

– Да, я была у него в гостях. Он выглядел очень крепким и здоровым – недавно женился. Ее зовут Джоан, они познакомились на местном рынке и, кажется, совершенно счастливы.

– Как замечательно. – Я расслышала нотки беспокойства в ее голосе: она явно нервничала, чувствуя, что мой рассказ приближается к кульминации.

– Он рассказал мне кое-что, бабушка, – то, что держал в секрете даже от вас с Дафной, когда вы вместе работали во Франции.

– Что же?

Мы с папой переглянулись. Он встал и отправился за шкатулкой Людвига, которую я оставила в сумке у входной двери.

– Он сказал, – нерешительно заговорила я вновь, – что они с Людвигом знали друг друга с самого детства. Они жили в домах через дорогу и вместе играли.

– Что? – Она недовольно нахмурилась. – Впервые об этом слышу.

– Конечно. Потому что они держали это в тайне. Но это еще не все. – После короткой паузы я медленно продолжила: – Они вместе вступили в немецкое Сопротивление еще до начала войны. Только Ганс действовал скрытно, а Людвиг выбрал другой путь. Он пошел служить в вермахт.

Бабушка испуганно уставилась на меня, но я заставила себя продолжить.

– На самом деле Ганс