— Её больше нет, — выдохнула Рена и, не сдержавшись, взмолилась: — Феб, скажи что-нибудь, как ты обычно говоришь!

Сначала на лице парня появилось растерянное выражение, затем, приосанившись, он выдал:

— Мир перестаёт быть несправедливым, если есть хоть один человек, которому ты можешь доверять.

Рена так посмотрела на Феба, что он смутился и тише, но горячо произнёс:

— Ризар думает, что равенство — это унизить других, а не подняться самому. Но судить его не нам, не после всего. Сейчас у нас есть мы и своя правда. Нужно спасаться и спасать других, и наступить на горло страхам, ведь речь идёт не только о себе, но и всей семье, пусть даже такой.

Дыра внутри ещё не уменьшилась, но Рена чувствовала, что края стали потихоньку затягиваться. Весь хаос мыслей, скакавших из стороны в сторону, стихал. Они выстраивались в единую схему, которая сводилась к простому — спасти себя, спасти друзей. Не ждать и грезить о далёких историях, а начинать и делать.

Рена переплела пальцы на руках — уже не надеясь, просто по привычке, и обещая себя, что это последний раз.

— Хорошо, что мы будем делать? — как можно твёрже спросила она и с опаской посмотрела на дверь.

Лаэрт перехватил этот взгляд:

— Она хорошо удерживает звуки, не переживай. Ты хочешь сбежать?

— А вы нет? — воскликнула Рена, спрыгивая со стола. — Чтобы Ризар получил такую силу и уничтожил город? Ни за что! Мы должны не просто сбежать, а остановить его.

— Да, — кивнул учёный. — Я говорил, что магия — это инструмент. Если я вложил его в руки чудовища, я его заберу назад.

— И сколько раз ещё произойдёт такое, со сколькими людьми? — не сдержалась Рена. Она знала, что сейчас не место, совсем не место для таких вопросов и размышлений, но не могла молчать.

Она успела поверить, что Лаэрт действительно хочет лучшего для города, что он верит в своё изобретение, но была ли разница между ним и Ризаром? Не оба ли они хватались за силу, которая могла стоить слишком многого?

— Не задавай этого вопроса. Мне надо подумать. Теперь я вижу, что магия не может принадлежать только правителям и не может принадлежать всем, но мы не должны отказываться от этого дара — я найду решение.

— Давайте подумаем о том, что сейчас! — воскликнул Феб и снова дёрнул за цепь, проверяя на прочность.

Лаэрт указал ему на пучок белёсой травы на весах.

— Продолжай работать.

Рене почудилось, что было что-то в его словах…

— У вас есть план? — торопливо спросила она, подходя к столу, за которым работали учёные.

Лаэрт и Феб переглянулись. Наклонившись, Адван исподлобья посмотрел на Рену.

— Я сказал, что магия — ни добрый бог, ни злой, это просто сила, и направление для неё выбираем мы сами. Я докажу это.

— О чём ты? — Рена обеспокоенно сжала руки.

Лаэрт заговорил с упрямством, с фанатизмом, которые пугали. Он уже был не тем, кто хочет спастись или спасти других, а безумным учёным.

— Я дал магию тем, кто не был готов управлять такой силой. Это стало ошибкой. Теперь я дам её тем, кому она нужна больше, кто использует её на благо.

— Да о чём ты?!

— Рена, чтобы выбраться, нам нужна магия, — Феб заговорил с непривычной твёрдостью. — Неважно, попытаются Найдер и Раз помочь нам или нет, им не хватит сил. Передать лекарство Ризару мы тоже не можем. У него в руках все козыри, и противостоять ему получится, только если у нас будет магия.

— Не говорите, что вы… — Рена не смогла закончить.

Это противоречило всему, что рассказывали про магию в ордене, тому, каким она видела мир, да и вообще было преступлением против природы! Рена поймала собственный взгляд на поверхности отполированной металлической чаши — растерянный и пугливый. Но одно преступление ведь произошло — у неё отняли её магию. А что если образовавшуюся пустоту можно заполнить тем же, что отняли?

Феб кивнул:

— Я должен принять лекарство. Я не знаю, что смогу, и как это проявиться, но у нас будет на один шанс больше. Какие ещё есть способы сбежать? Без риска для тебя, для Джо? Никаких.

— И я должен. Снова. Обычно в результате обучения количество нитей вокруг человека возрастает, и он становится сильнее. Лекарство делает это количество большим изначально. А может ли нитей стать ещё больше? Может ли появиться предрасположенность к другому виду магии? Я или ничего не теряю, или обретаю большее. Самое время закончить эксперимент на себе, который я начал шесть лет назад.

— Да вы с ума сошли! — воскликнула Рена.

Она знала, что должна так воскликнуть, но взгляд девушки задержался на траве на весах. Неужели эти простые пучки и правда могут дать способности? Человек научился покорять силу ветра и воды, орошал и пахал землю, строил там, где даже, казалось, выжить не мог — была ли разница сейчас, есть ли преступление против природы?

Рена медленно потёрла подбородок, уставившись на стол. Почему она приняла потерю магию, но никак не хотела верить, что её можно обрести? Или это просто говорил рассудок?

— Как это работает? — спросила девушка. — Как какая-то трава может давать человеку магию?

— Тебе научную версию или красивую?

Рена поджала губы. Нашёл время шутить!

— Начни с красивой, а затем расскажи правду.

Лаэрт улыбнулся.

— Её называют акирка, — он указал на растение. — Сейчас считается, что это обычная сорная трава, но раньше её называли акир-ка, что означает «божья кровь». Она растёт в тех местах, где на землю попала кровь Лаара, известного как «отец миров». Даже в одной-единственной травинке оставался след божественной силы, и была она ценнее золота, ведь могла оживлять и убивать, и давала силы, и излечивала.

Рена вспомнила, что в детстве читала сказку про волшебную траву. В Кионе её знали тоже, но здесь даже дети смеялись над ней, считая глупой и ненаучной.

— Знаешь, на южном материке живут маленькие зверьки, называемые лакка. Если кормить их определённым образом, у них вырабатывается яд. С этой травой также. Если «приготовить» её, количество магических нитей вокруг человека увеличивается. Подобно средству для роста волос. В Кионе не просто так назвали магию болезнью, учёные и врачи исследовали её. Они открыли, что в мозге есть участок, который отвечает за выработку магических нитей. Акир-ка может стимулировать этот участок.

Рена округлила глаза от удивления. После запрета магии о ней старались не говорить, и большинство людей слышали только «проклятье», «тёмный дар». Лишь Кион попытался найти объяснение и назвал болезнью. Но… Теперь, выходит, магия — такое же естество, как сердце или печень?

Лаэрт медленно провёл рукой по волосам и сказал, как бы оправдывая и себя, и учёных: