Шрифт:
Закладка:
Откуда же Цельс знал о христианстве?! Он сам дает нам указание на происхождение части его знаний о христианстве, когда говорит нам о своих личных сношениях с иудейскими пророками Сирии и Палестины и христианскими священниками. Он знает православное христианство, которое называет «великой Церковью», он знает о некоторых главных пунктах, в которых она отличалась от иудеев и евионитов, или иудействующих христиан, которые принимали Новый Завет только под условием обрезания, также — от гностицизма, который отвергал Бога иудейского и утверждал, что Творцом мира было существо злое, противоположное Богу Высшему и Его истинному Сыну — Христу Представляется вероятным, что он вел споры с христианскими учеными, быть может с Иустином, который немного спустя по опубликовании «Книги истины» находился в Риме и который поставлял свою славу в том, чтобы наставлять в учении истины всякого, кто придет вопрошать о ней. Без сомнения, он присутствовал при тех оживленных спорах, какие вел св. мученик с киником Кресцентом. Философские споры вообще были в моде в эту эпоху, и они должны были интересовать Цельса более, чем кого другого. Эти сношения Цельса как с христианами православными, так и с еретиками послужили для него основой для ознакомления с христианством и его верованиями Сам он в своем сочинении нередко дает замечать, что беседы с христианами познакомили его с этой религией; передавая свои сведения о христианских воззрениях, он прибавляет: «как вы говорите». Когда он передает характеристические подробности об Иисусе Христе, о Его Божестве, например о Его снисхождении в ад, о наружности Его лица, о реальности Его человеческой природы — во всех этих случаях, очень вероятно, он опирается на устные предания, а не на письменные документы; по крайней мере, книги, которые в настоящее время составляют канонические книги Нового Завета, не заключают ничего определенного (?) относительно этих истин, которые сохранялись вначале путем предания, а потом постепенно вошли в общее сознание, кроме того, и отрицательные направления в различных ересях, и не сделали необходимым их торжественного провозглашения. Что касается факта физической невзрачности Иисуса Христа, то должно признать, что в этом случае он утверждает то же, что и другие древние христианские писатели. Только в Средние века христианский народ создал другой, идеально возвышенный образ Христа, отправляясь от идеи, что Сын Божий должен отличаться красотой паче всех сынов человеческих. Все древние писатели согласно высказывали мысль, что Христос, происходя из низшего состояния, носил на себе отпечаток этого состояния. Ориген хотя и соглашается, что Христос был невзрачен, но не допускает, чтобы Он был маленького роста и имел слишком обыкновенную наружность (d'une physionomie vulgaire). Ориген говорит, что сведения по этому предмету заключаются в Св. Писании, но ищет их в пророчествах Исаии. Наука владеет более положительными документами. Евсевий рассказывает, что Фаддей, один из непосредственных учеников Иисуса, проповедовал князю Авгару «об умалении, обнищании и уничижении человека (Иисуса), который явился свыше». Климент Александрийский, Тертуллиан, Киприан, Кирилл Александрийский, блаж. Августин согласны были с тем мнением, что Христос обладал самой обыкновенной наружностью, и даже, что она была невзрачна и чужда красоты. Потом мало-помалу начало слагаться другое представление об образе Христа: блаж. Иероним, Иоанн Златоуст, Иоанн Дамаскин, Феофан, Никифор начали развивать идею, что Иисус, несмотря на отсутствие красоты, имел во Своем взоре нечто Божественное, что пленяло людей с первого взгляда на Него. С тех пор мало-помалу исчезает из сознания Церкви представление о невзрачности земного образа Христа, и вместо того Иисус во всех художественных произведениях становится совершеннейшим образцом человеческой красоты. Таковы были главные сведения, какие Цельс, кажется, приобрел как из народного устного предания, так и из знакомства со спорами христиан между собой, и равно с иудеями и язычниками.
Но, с другой стороны, Цельс владел целой массой самых мелких и точных сведений о христианстве, происхождение которых у него можно приписывать только прямому изучению как писаний Ветхого Завета, так и Нового. Какие же из священных книг были под руками нашего философа? Исключая «Спор Иасона и Паписка» и «Небесный диалог» гностиков, в своих фрагментах, какие остались нам от сочинения Цельса, он не упоминает ни одной книги, и каждый раз, когда он цитирует или делает ссылку на какую-либо из этих книг, он пользуется выражениями общими и неопределенными. Как бы то ни было, вопрос о том, какие книги Ветхого и Нового Завета имел перед глазами Цельс, может быть решен только на основании цитат, какие встречаются в его сочинении. Но эти цитаты, говорим, так непрямы и общи, что невозможно для Ветхого Завета, по крайней мере всего, точно определить, действительно ли те рассказы, какие он передает, узнаны им из чтения самих библейских книг или же из каких-либо сочинений второй руки. Верно, во всяком случае, что он знал из священной истории все то, что содержится в первых двух книгах Пятикнижия, так что мог принять на себя смелость открывать противоречия между этими и другими библейскими рассказами, указывать странности в повествовании и прийти к мысли, что рассказы, здесь заключающиеся, составляют заимствование из эллинской мифологии и космогонии, но заимствование неудачное, извращающее прототип. Прочих ветхозаветных книг Цельс, кажется, не знал. По крайней мере, мы не видим, чтобы он что-либо цитировал из трех последних книг Пятикнижия. Нет указания на книгу Иисуса Навина. В сочинении Цельса видно обстоятельное знакомство с одной апокрифической книгой, которая пользовалась славой и авторитетом в первенствующей Церкви, именно с книгой Еноха, которую он, впрочем, по своему обыкновению не называет прямо по имени. Взамен того он не делает никакого упоминания, из которого можно было бы делать предположение, что он знал книги Судей, Царств, Паралипоменон и произведения Соломоновы. Что касается пророков, он говорит о них довольно обще и как бы со слухов. Тем не менее одно место у Цельса, где он делает упрек иудеям в антропоморфизме, которые представляли Бога гневающимся, угрожающим и проклинающим, приводит к мысли, что он читал текст главнейших пророков. Во всяком случае, он знал историю Даниила и Ионы, которых он противополагает Иисусу и сравнивает с Геркулесом, Эскулапом, Орфеем.
Литература Нового Завета оставила в «Книге истины» следы гораздо более осязательные и приметные. Цельс говорит о писаниях учеников Иисуса. Под этими писаниями он, конечно, понимает Евангелия. Но Евангелия в эту эпоху были многочисленны. Знал ли Цельс только наши Евангелия или также и апокрифы, вроде, например, столь знаменитых Евангелий Петра и Евреев, которые пользовались столь продолжительной и общей известностью? В случае, если мы