её магия исчерпалась до дна, знала, что готова. Но она вновь стояла на ногах, магия постепенно восстанавливалась, а в голове крутились мысли о том, что, оказывается, она могла умереть за то, чего даже не знала и не понимала. Она могла умереть, а Гилберт бы даже не узнал, ради чего.

— Я хочу знать, — требовательно сказала Шерая, — из-за чего могла умереть.

— Ты в своём уме, Мур? — рыкнул Данталион, оттолкнувшись от двери. — Как ты можешь требовать что-то от меня? Я — король нечестивых и лидер коалиции, и ты обязана подчиняться мне. Неужели забыла своё место?

— Моё место рядом с Гилбертом. Но что бы ты сказал ему, если бы я погибла?

— Думаешь, я бы стал распинаться перед мальчишкой?

— Ты и сам был мальчишкой, когда Кемена и Махатс приказали тебе убить Терезу и Беатрис.

Данталион отшатнулся, как от удара, и растерянно уставился на неё. Шерая была удивлена не меньше — не думала, что её слова так подействуют на него.

Что всегда оставалось неизменным, так это уверенность Данталиона в себе и своих силах. Какие бы ужасы ни творились в коалиции, как бы долго их ни преследовали убийства, которые они не могли предотвратить, или сражения, которые не могли выиграть, Данталион не изменял себе. Он мог наорать на всех и каждого, если хотя бы на мгновение видел, что кто-то раскис, и напомнить, что не потерпит слабаков и нытиков рядом с собой, прекрасным и непревзойдённым вампиром, которому по силам буквально всё. Если кто-то до сих пор и видел в нём тёмное создание, то уверенность, которую вечно излучал Данталион, сильно помогала ему сохранить жизнь, ведь позволит себе растеряться хотя бы на секунду — и его убьют.

Он бы никогда не растерялся.

Но сейчас он растерялся.

Данталион отступил на шаг, помотал головой. Запустил пальцы в короткие волосы, мазнул по Шерае замутнёнными глазами — они были красными не из-за того, что зрачки были такого оттенка, а из-за того, что у него выступили слёзы.

Шерая впервые видела, чтобы Данталион плакал.

— Ты ничего не видела, — сбивчиво произнёс он, закрыв лицо дрогнувшей ладонью. — Ты понятия не имеешь, о чём говоришь,

— Так расскажи мне. Я знаю, что это был ты. В прошлом, конечно. Ты убил Беатрис, а потом и Терезу, потому что Кемена и Махатс управляли тобой. Я знаю, что я видела, Данталион. Но я должна услышать это от тебя, чтобы понимать, что могу тебе доверять. Что коалиция может тебе доверять.

Собственных рассуждений и выводов Шерае, на самом-то деле, было достаточно. На то, чтобы сопоставить все факты, у неё ушло достаточно мало времени. Она в мельчайших деталях вспомнила встречу с Кеменой и то, как женщина хвалилась, что им с Махатсом удалось выдрессировать Неапольского. Она сказала, что они долго экспериментировали, но в конце концов им удалось подчинить его себе. Шерая также помнила, что Кемена говорила о двух девушках, которых следовало оставить в живых, чтобы через них оказывать давление на Неапольского. А когда Данталион напал на Кемену, прорвавшись вперёд Беро, он обвинял её в смерти Терезы и Беатрис.

Там, в туннелях, Шерая точно видела Данталиона. Тело, над которым он стоял, наверняка принадлежало Беатрис, а девушка, которая ещё была жива и обращалась к Данте, назвалась Терезой.

Шерае и впрямь потребовалось катастрофически мало времени, чтобы собрать все факты воедино, и она была удивлена тому, как всего несколько случайностей помогли ей в этом. Данталион тщательно охранял своё прошлое, и никто в коалиции не знал, кем он был до того, как стал королём нечестивых. Первосотворённый вампир — и всё тут. Шерая предполагала, что Марселин и Стефан знали чуть больше, чем ничего, но никогда не пыталась выведать у них все секреты. Вплоть до этого момента прошлое Данталиона не представляло для них угрозы, и Шерая считала, что не стоит в него лезть.

Пусть Кемена была мертва, но Махатс, залёгший на дно, всё ещё был жив. Он мог вернуться, мог использовать хаос и магию, чтобы помешать не столько коалиции, сколько самому Данталиону, и Шерая не могла этого допустить.

— Ты понятия не имеешь, о чём говоришь, — обессиленно повторил Данталион.

— Я знаю, что ты был подопытным Кемены и Махатса и назывался Неапольским.

— Это не моё имя! — неожиданно громко рявкнул Данталион, в два широких шага преодолев разделявшее их расстояние и грозно нависнув над Шераей. — Не смей произносить его.

— Неапольский, — тут же, ни на мгновение не дрогнув, повторила Шерая. — Ты родом из Неаполя. Возможно, Тереза и Беатрис тоже. Это итальянские имена, как и имя Данте. Может быть, если я проведу небольшое расследование, я узнаю о неких Терезе, Беатрис и Данте, которые жили в Неаполе в девятнадцатом веке? Информации, конечно, мало, но я наверняка что-нибудь найду.

Данталион вскинул руки, протянул их к шее Шераи, будто хотел сдавить её, но в последнюю секунду передумал. Шерая не шелохнулась, готовая ко всему, однако Данталион вновь отступил на шаг, покачал головой и, напряжённо рассмеявшись, спросил:

— Чего ты добиваешься? Чтобы я перед всей коалицией признал, что мне жаль, что ты едва не умерла?

— Я хочу знать, что могу доверять тебе. Мы ведём войну, Данталион, — тихо, но яростно произнесла Шерая, уверенно шагнув к нему. — Демоны пойдут на что угодно, чтобы ослабить нас. Они будут мучить нас хаосом, прошлым, да чем угодно, лишь бы мы сломались. И если такое повторится, я хочу знать, что делать, чтобы защитить нас. Я едва не умерла и считаю, что имею право знать, из-за чего.

Данталион активно закивал, сохраняя на губах кривую улыбку. Он небрежным жестом коснулся шрама в правом уголке рта, — по крайней мере, Шерая решила, что Данталион хотел выставить этот жест небрежным, на деле же он вышел нервным и выдавал его растерянность, — почесал его, улыбнулся ещё шире.

— Ты права! — с неуместной радостью выпалил он. — Данте был Неапольским, и он убил Терезу и Беатрис. Но знаешь, есть один нюанс.

Данталион приблизился, наклонился к её лицу и, сощурившись, тихо прорычал:

— Я не Неапольский. Я не Данте. И если ты ещё раз посмеешь заговорить об этом, я