Шрифт:
Закладка:
— Альк!!! Не смей есть конфеты адера!!! Я в последний раз предупреждаю!!!
Брок заледенел — мелкого мальчишку-акробата из цирка «Огни Аны», изображавшего на площади Танцующих струй Чумную Полли, он бы и без имени узнал. Одна проблема — тот мальчишка был бесповоротно мертв. Брок сам закрывал ему глаза.
Шарль понесся по коридору за мальчишкой:
— Аль, убьюююю!!!
Брок вернулся к стойке и резко дернул на себя трубку с телефонного аппарата:
— Нерисса, Центральный участок полиции, сержанта Одли, пожалуйста…
Когда ему ответил уверенный голос друга, Брок спросил:
— Вин, дело Азуле было передано в суд?
Тот ненадолго задумался, переключаясь с новых забот на старые:
— Было. Он признан виновным в убийстве, приговорен к казни через повешенье.
— Его… казнили?
— Не знаю. Узнать?
Брок еле выдавил из себя:
— Узнай. Тут вскрылись новые обстоятельства…
Обстоятельства нагло промчались мимо него обратно на второй этаж, таща в руках кулек конфет.
Азуле осудили за убийство Алька. Только Азуле не был убийцей. Его дело надо было квалифицировать иначе. Брок положил трубку на аппарат. В груди пекло от злости на адера — тоже мне, святой отец! Скрыть такое… Это было за гранью.
Брок вышел из инквизиции, провожаемый озадаченным взглядом Шарля — тот ничего не понял.
Глава 36 Взрыв
Аквилита изменилась: по улицам ходили усиленные патрули вооруженных констеблей, на главных перекрестках организовывали военные посты, витрины многих, продолжавших работать магазинов были забиты фанерой, некоторые лавки закрылись, быть может, навсегда — их владельцы-вернийцы предпочли не рисковать. Мегги рассказывала в библиотеке, что ночью пытались устроить погромы в районах с беженцами-вернийцами, но благодаря действиям полиции это не удалось. Улицы опустели — люди покидали город. Причем, парадокс Аквилиты, из города уезжали коренные аквилитцы, перебираясь на более безопасный север, в Тальму. Вернийцы, которым находиться в приграничном городе было опаснее, не бежали — им некуда было уезжать. На севере и востоке — Тальма. На юге — война. На запад уже не ходили суда и не плавали дирижабли. Говорят, в Арселе, расположенном дальше по побережью на север, собирали конвои дирижаблей, отправлявшихся в другие страны, но не тут, не в Аквилите. Тут акватории, и океаническая, и воздушная, были пусты — только хищные акулы в небесах, да темно-серые громады кораблей на горизонте.
Вик споро шла в сторону инквизиции, мысленно собирая аргументы, способные убедить отца Маркуса наконец-то с ней честно поговорить — она имеет право встретиться с Тони, она должна поговорить с Блеком, она обязана найти эмпата, пока не стало поздно.
Солнце клонилось за горизонт — стоило поспешить, возвращаться домой по темноте нынче трудновато, да и Эван будет волноваться. С океана летел влажный, противно-теплый ветер. Снег окончательно стаял, и газоны в парке, через который Вик сократила путь до инквизиции, во всю зеленели. Пахло сырой землей и цветами. У высоких, то и дело попадавшихся на глаза паровых труб, сбрасывающих излишки давления в отопительной системе, во всю набирали цвет нарциссы. Кое-где их белые, ажурные головки уже трепетали на ветру. Аквилита, сумасшедшая и непредсказуемая, где даже зима неправильная и пахнущая цветами. На одной из беседок парка мелом была выведена непонятная надпись «Кто убил Яна?». Вик прочитала её машинально, потом эта странная фраза попадалась на глаза еще несколько раз — на стенах домов, на тротуаре и даже на рекламной тумбе, написанная углем поверх старой афиши цирка. Уж не смертью Ян Ми кто-то озадачился?
Штаб-квартира инквизиции находилась у самой железной дороги, шедшей вдоль морского побережья, — последний, угловой дом был с видом на невысокую насыпь, по которой сейчас мерно стучал колесами длинный поезд с зелеными треугольниками на стенах и крышах. С небольшого крыльца инквизиции вместе спустились Гилл в партикулярном платье и отец Маркус, направляясь в сторону паромобиля, припаркованного у тротуара. Вик прибавила ходу, понимая, что может не успеть — ей еще пару домов пройти и дорогу перебежать. Заметив, как Гилл открыл водительскую, а потом и пассажирскую дверцу, предлагая отцу Маркусу сесть, она крикнула:
— Отец Маркус! — Вик, благодаря поезд, остановивший движение на довольно бойкой улице, бросилась лавировать между стоящими паромобилями, перебегая дорогу к инквизиции. Да-да-да, неры не бегают и тем более не кричат на улицах, но этим нерам не надо спасать чужие жизни и собственные способности к магии. — Подождите!
Это и спасло жизнь Гиллу — на крик Виктории остановился именно он, разворачиваясь от паромобиля:
— Нера Ренар…
Какой-то совершенно незапоминающийся кер в глубоко надвинутой на голову кепке, рабочей куртке и синих плотных штанах, проходя мимо паромобиля по тротуару, что-то кинул прямо на крышу машины — отец Маркус в последний момент толкнул Гилла вперед, на мостовую, своим телом прикрывая от взрыва. Что было дальше, Вики помнила смутно. Она очнулась на мостовой, прижимаясь спиной к чьему-то паромобилю, в голове гулко и больно билось одно и тоже слово «Успел!», произнесенное почему-то голосом Дрейка. Звуки чьего-то крика: «Лови тварь!», стонов, свистков констеблей еле прорывались. Вик, опираясь на паромобиль, с трудом встала, не понимая, почему печет грудь там, где прятался амулет, и почему правая рука повисла плетью. Гилл, спешно стаскивая с себя пальто, рыдал, как ребенок над отцом Маркусом, валявшимся на мостовой в алой сутане. Его спина и бок представляли из себя кровавое месиво.
Вик замотала головой, прогоняя ненужную слабость и сглатывая густую слюну с привкусом крови. Звуки улицы тут же стали четче и громче — оказывается, от взрыва у Вик заложило уши.
Сидевший прямо на мостовой Гилл, наконец-то, справился с пальто и прижал его к спине отца Маркуса, тампонируя многочисленные глубокие раны. Вик заставила себя сделать еще несколько шагов в сторону полыхающего от взрыва паромобиля, опускаясь на колени перед лежащим на боку Маркусом. Его ментальный крик: «Успел!» — уже смолк, с ним почти ушла и головная боль у Вики. Дыхание Маркуса стало еле заметным, и изо рта потекла струйка крови. Пальцы, до этого царапавшие асфальт, разжались. Он обмяк на руках Гилла, из последний сил пытавшегося его спасти с помощью эфира.
Вик схватила безжизненную руку отца Маркуса и взмолилась, чтобы её неведомому ангелу-хранителю хватило сил. «Последний раз, прошу, больше никогда! Последний раз…» — еле шептали её губы.
Гилл, не замечая, как собственный костюм пропитывается кровью, пытался эфиром отсрочить смерть Маркуса, накидывая все новые и новые плетения и повторяя, как молитву:
— Держись, прошу… Держись… Не твоя очередь, Марк…
Руку Вик, которой она вцепилась в отца Маркуса, обожгло нестерпимой