Патрульные услыхали топот, Темноту вспороли два узких луча карманных фонарей. И едва Милентий выскочил из-под вагона, чтобы спрятаться за следующим товарняком, в глаза ему ударил свет. Ослепленный, он споткнулся и упал, больно ударив ногу. Очевидно, это неожиданное падение его и спасло.

Громыхнул выстрел, потом другой. Не поднимаясь, юноша пополз по шпалам под вагонами. Лучи фонарей метнулись вдоль состава, а Милентий, перебравшись через второй рельс, прыжками бросился к посадке. Петляя меж елочек, побежал, прикрывая локтем глаза от веток.

Катя Белая и Оля Слободянюк устроились посудницами в немецкую столовую на станции Калиновка-вторая. Это нужно было для установления связи с военнопленными, которых каждый день под конвоем приводили из лагеря сюда на работу. Столовая обслуживала только немцев, однако, работая на территории станции, девушки всегда имели возможность поговорить с военнопленными, передать им необходимые сведения и документы. Немец-повар был доволен работой девушек, тем более что выполняли они ее за кусок хлеба и тарелку супа. Девушки попросили повара взять к себе еще и Сергея Волынца, которому пришла повестка, чтобы явился для выезда в Германию. А работая на станции, он мог спастись от фашистской неволи.

Два дня Сергей выносил помои, рубил дрова, выполнял другую подсобную работу. А на третий, ни с кем не советуясь, сломал замок на дверях склада с оружием, взял автомат и несколько магазинов к нему, а склад поджег.

Но его заметили. Поднялся переполох, началась стрельба. Солдаты кинулись догонять Сергея. Один из преследователей даже схватил его за воротник. Неудачливому диверсанту удалось выскользнуть из собственного кожуха и убежать, бросив при этом украденный автомат.

Девушкам, которые рекомендовали Сергея на работу, теперь угрожал концлагерь. Выручил их тот же повар. Инспектору из гестапо он сказал, что сам, по своей инициативе, взял на работу этого оборванца, согласившегося помогать ему за кусок хлеба. Винил себя за то, что даже не спросил у него документы. Однако, выручив таким образом Катю и Олю, повар прогнал их прочь.

Петро Волынец и Довгань хорошо понимали, что борьбу надо вести иначе, в больших масштабах. Организация переросла начальный период своего становления…

Они пытались связаться с коммунистическим подпольем. С этой целью Петро Волынец в течение зимы несколько раз побывал в Виннице. Ему даже удалось разыскать людей, которые обещали устроить встречу с «представителями центра». О каком именно центре шла речь — расспрашивать было неуместно. В следующий раз Волынец отправился в Винницу вместе с братьями Беспалько — Петром и Анатолием. Оба они жили в селе Заливанщине, где Волынец накануне войны учительствовал, а теперь создал там подпольную комсомольскую организацию.

В связи со строительством ставки Гитлера «Вервольф» в Виннице проводилась тотальная чистка, которая на десятки тысяч человек уменьшила население города, нанесла большой урон подполью. Начались провалы. Люди, которые обещали познакомить парней с представителями подпольного центра, в назначенное время на явку не пришли. Связные сами попали в облаву. Пришлось им ночью бежать через Буг по льду.

На поездку своего комсорга в Винницу в организации возлагали большие надежды. Однако он и на этот раз вернулся ни с чем.

В тот вечер, когда Милентий Кульчицкий прибежал со станции с толом и запалами за пазухой, Довгань отчитал его за неосторожность, которая могла навлечь беду на всю организацию.

— Ведь, падая, — говорил он раздраженно, — ты мог взорваться!

— Так ведь тол отсырел… — оправдывался Милентий, виновато шмыгая носом.

— Ты забываешь, что принадлежишь не только себе. Если сам не понимаешь ничего в подрывном деле, мог бы посоветоваться.

На следующий вечер Довгань наведался к Волынцам. Войдя во двор, он увидал, что в хату, высоко подхватив руками подол, влетела соседка. Вид у нее был весьма воинственный. Довганя взяла досада, однако возвращаться уже не имело смысла, она его видала. Но главное — Довгань заметил в руках у этой разгневанной соседки кусок… тола. Точно такой, какой вчера показывал ему Милентий. У Петра похолодело под сердцем. Уже позднее, когда буря утихла, Сергей рассказал ему, каким образом в руки соседки попала взрывчатка.

…Дождавшись, когда мать уйдет со двора, хлопцы взяли несколько брусков тола и положили их на теплую лежанку — просушить. Однако мать вскоре возвратилась, и не одна, а с соседкой.

— Ой, что это? — спросила соседка, показывая на тол.

Хлопцы онемели. Лидия Леонтьевна посмотрела на них и с неуверенностью в голосе сказала:

— Что-то похожее на мыло. Где это вы достали?

— Ага! Мыло! — обрадовались хлопцы.

Но недолгой была их радость. Тут же пришлось раскаиваться.

— Ой, Лидочка Леонтьевна, — сладким голосом запела соседка, — дайте мне хоть кусочек, а я за то вам криночку свежего молока принесу.

У Лидии Леонтьевны душа добрая, она взяла с лежанки брусок тола и протянула соседке. Через пять минут та притащила крынку молока.

Какое-то время мальчишки — Сергей, Иван, Лесик — были подавлены и растерянны. Они не знали, как себя вести. Для Лидии Леонтьевны ничего необычного в том, что хлопцы что-то достали, купили из-под полы, выменяли у пьяного интенданта, не было. Когда соседка, оставив молоко, ушла, мать спросила:

— Где это вы взяли, мальчики?

Пришлось рассказать матери правду. Молоко они выпили, однако до самого вечера чувствовали себя так, будто под них подложили этот кусок тола. А вечером разразилась буря.

Проскочив мимо еще ничего не знающего Довганя, соседка влетела в хату и понесла:

— Чтоб мое молоко у вас через глаза слезами вылилось! Чтоб вам всю жизнь в такой пене купаться, какую я от этого мыла видела!

Довгань вошел в хату следом за нею. Хлопцы, которые полдня ждали этого, теперь вроде бы даже повеселели. Они растерянно смотрели на соседку, ожидая, пока истощится запас ее красноречия. Но Довгань знал, что, если она «раскочегарит», ее хватит надолго. Полдеревни может собрать. Поэтому, не раздумывая, он положил руку ей на плечо и спросил:

— А почему вы ругаетесь?

— Да как же не ругаться. Я им дала утрешнее молоко, неснятое и неразбавленное, а они мне вместо мыла — чтоб им таким мылом на старости лет внуки хлеб мазали — кусок глины дали!

— Ну-ка, разрешите взглянуть! — Довгань взял брусок тола, уже зная, что теперь из рук его не выпустит. Рассматривал его, а сам соображал, как отвязаться от соседки. И его осенило:

— Так это же эрзац!

— Что-что? — спросила она.

— Эрзац, говорю. Немецкая продукция. Эрзац-мыло. Во всех газетах сейчас пишут, что граждане должны теперь пользоваться только эрзацами. Эрзац-валенками, эрзац-мылом. Так сказал фюрер. Настоящие продукты и вещи идут только для нужд германской армии. Не вздумайте про какой-нибудь эрзац при чужих людях плохо сказать.