Ольгрон, напившись воды и немного переведя дыхание, прихватил оставленный женой носовой платок с инициалами старшего мужа и закружил по лесу, отыскивая следы похитителей. А когда нашел — вновь помчался по ухабистой лесной дороге, хотя понимание, что безнадежно отстал, медленно, но верно овладевало его сердцем. Никогда еще за двадцать один год своей жизни молодой оборотень не испытывал такого отчаяния. Это чувство туманило мысли, лишало сил мощные кошачьи лапы… Ол так боялся потерять свою истинную пару!

Звериное чутье подсказало ему, что лес заканчивается, но Ольгрон не обратил на это внимания. Как не заметил и легкого сопротивления воздуха, когда проскочил на всей скорости охранный пограничный контур. Живя в Барбуерри, где оборотни были равноправными свободными гражданами, он и подумать не мог, что на границе Зерафири на него и его собратьев установлены сигнальные заклятия, и что его бросятся ловить сразу же, как только прозвучит сигнал тревоги.

Поэтому, когда на него откуда-то сверху, с последних деревьев леса, упала ловчая сеть — Ол даже не сразу понял, что произошло. Несколько прыжков — и он запутался в этой сети, да так, что повалился на бок. Попытался разорвать путы когтями, но они оказались сплетены из металлических нитей, и даже мощные когти оборотня оказались против них бессильны. Еще несколько раз дернувшись, Ол затих. Только тяжелое дыхание облачками пара вырывалось из его оскаленного рта.

— Грузите на повозку это животное! — услышал юный княжич клана Золотых Котов голос одного из охотников, пленивших его.

«Они что — приняли меня за обыкновенного иргуара? Так, может, есть смысл прикинуться диким хищником и посмотреть, что из этого выйдет?» — задумался Ол.

Однако следующие слова мага, который явно был командиром отряда, отняли у Ольгрона промелькнувшую было надежду:

— Раннерсон, отправь принцу Максону магического вестника, сообщи, что мы задержали на границе оборотня-шпиона. Думаю, его высочество пожелает взглянуть на нашу добычу лично.

— Принято к исполнению, сэт Магерсон, — отозвался кто-то за спиной Ола.

Ольгрону стало больно. Нет, не в утомленных длительным бегом мышцах, и не в стиснутой путами груди. Боль пронзила сердце молодого мужчины: он принимал свою вторую, кошачью ипостась, любил и ценил ее, но животным себя не считал!

Тем временем солдаты под присмотром магов принялись подтаскивать его к простой деревянной повозке с невысокими откидными бортиками. Олу стало не до душевных терзаний. Он приготовился кусаться и царапаться сквозь сеть, когда к нему приблизится кто-то из пленивших его людей. Однако дотрагиваться до него никто и не думал: края сети зацепили крючьями и княжича поволокли по земле, не слишком беспокоясь о попадающихся на пути камнях, ветках и шишках.

Потом по прислоненным к краю повозки широким доскам, как по сходням, затащили наверх и подняли бортик. Все это действо сопровождалось шутками и рассуждениями на тему «а неплохо бы эту шкуру — да к камину», «нет, ты посмотри, какие клыки — из них отличные амулеты вышли бы», «а правду говорят, что настойка яиц иргуара мужскую силу повышает?»

Ольгрон вдруг понял, что все эти люди нарочно говорят при нем гадости, чтобы унизить его, втоптать в грязь его самоуважение, задеть и ранить побольнее если не тело, то душу. На глазах молодого оборотня вскипели злые слезы, и он несколько раз моргнул, а потом и чихнул, пытаясь избавиться от предательской влаги.

— Хаксон, ты слышал этот звук? Кошак показывает, что чихать на нас хотел?

— Слышал! Так мы это, пощекочем ему пяточки раскаленным прутиком, вот тогда и посмотрим, чихать он будет или выть…

— Тишина! — гаркнул командир отряда. — Оборотня не пытать, не калечить, пока не явится его высочество!

— А что нам с ним делать-то? — возмущенным голосом поинтересовался Хаксон. — Пятки ему лизать?

— Спустить в темницу, поместить в четвертый каземат, напоить сон-травой и снять с него сеть.

— Чтобы он всех подрал потом? Их же вроде никакая магия не берет… — тихо, почти себе под нос проворчал Хаксон.

Но маг-командир услышал.

— Рядовой Хаксон! Вы намерены обсуждать мои приказы? — многообещающе поинтересовался он.

— Не смею возражать, сэт Магерсон, — во всю мощь легких гаркнул спорщик, выпячивая грудь и разворачивая плечи, словно готовился отдать честь.

— Уже посмел, Хаксон. И за это получишь взыскание. Сообщишь о том, что я велел наказать тебя, своему сотнику.

— Будет исполнено, сэт Магерсон, — нехотя отозвался Хаксон.

Устроенная грубияну выволочка произвела на остальных солдат нужное впечатление и Ольгрона оставили в покое. Но сам оборотень теперь мечтал разорвать глотку слишком языкастому Хаксону. «Не спеши делить шкуру неубитого иргуара» — хотелось крикнуть Олу. Однако он сцепил клыки и молчал, утешая себя надеждой, что у него еще будет возможность отплатить болтуну за свои унижения.

…Если Дагрон и Сандгрон сбежали из королевской темницы без труда, то Ольгрону его тюремщики шансов на побег не оставили.

В темницу приграничной крепости не вела ни одна лестница и ни один потайной ход. Попасть в нее можно было только через квадратный люк в потолке.

Оборотня, все так же опутанного сетью, спустили туда на веревках с крючьями. Затем, воспользовавшись подъемной лестницей, спустились и сами тюремщики. Подтянули пару дубовых колод, зажали ими голову Ола, как тисками — он только усами да ушами мог дергать. Потом засунули в клыкастую пасть кинжал в ножнах и, орудуя им, как рычагом, вынудили проглотить пол-литра отвара сонной травы. Не прошло и четверти часа, как усталого, измотанного погоней, тревогой и голодом рыжика сморил тяжелый беспробудный сон.

Очнулся Ольгрон в полной темноте. Некоторое время лежал, пытаясь сообразить, где он и что происходит. Не происходило ровным счетом ничего. Темнота. Тишина. Холод. Запахи нежилого, плохо проветриваемого помещения. Затекшие, замерзшие лапы. Тело от переохлаждения спасла густая шерсть.

Ол встал, принялся по-кошачьи потягиваться, разминая замлевшие мышцы. Затем, ориентируясь на нюх и ощущения, начал обследовать каземат. Нашел решетку. Рядом с ней обнаружил тазик с водой, по счастью — чистой и свежей. Вдоволь напившись, продолжил изучать обстановку.

Для человека камера, в которой оказался заперт оборотень, была довольно просторной, а вот для иргуара — тесноватой. У дальней стены, напротив решетки, обнаружилась невысокая деревянная лежанка. Укладываться на нее Ольгрон не спешил: чтобы согреться, ему нужно было хорошенько подвигаться. Перекинувшись в человека, в полной темноте Ол приступил к разминке: приседания, отжимания, прыжки на месте.

Где-то на сотом прыжке люк в потолке с громким скрежетом откинулся, в отверстие хлынул свет магических светильников, который после полной темноты показался молодому мужчине ослепительным. Сверху спустилась приставная лестница, прозвучали чьи-то шаги.