Шрифт:
Закладка:
Подействовало почти мгновенно. Не понять только, что именно — уничтожение фотографии или последняя стопка. Круглов пробормотал, что на карьер они поедут чуть позже, устал как собака… Устроился на тахте и немедленно захрапел.
«Прости меня, Круглый, — думал Сергей, шагая к машине с „Уничтожителем“. — И если там, за гранью, есть хоть что-то, не держи зла. У тебя был шанс прожить еще лет пять или семь и лишь потом загнуться от цирроза. Но ты не захотел им воспользоваться. А я за свои шансы держусь руками, ногами и зубами. Так что извини».
…Фотография была скачана в интернете, на официальном сайте БНХ. Групповой снимок руководства компании.
— Зря вы, ребята, со мной связались, — сказал Сергей, и фотография беззвучно скользнула в прорезь.
Через три часа Маша Гордиенко испустила дикий, граничащий с ультразвуком визг и полезла прятаться под стол.
* * *
Он протискивался сквозь толпу и не верил тому, что видел. Вернее, тому, чего не увидел.
А не увидел он своего дома. В сомкнутом ряду трехуровневых таунхаусов зиял разрыв. Груда разбитого кирпича, осколков стекла, чего-то еще… На воздух поднялись все три уровня. Живых там не могло остаться даже теоретически.
Резко пахло чем-то химическим. В отдалении выла сирена. За спиной шептались о взрыве бытового газа — смелое предположение, учитывая, что таунхаусы не были газифицированы.
«А я ведь говорил, что ничего этой хреновиной не исправишь и не наладишь, только хуже сделаешь», — прозвучал в голове голос Круглого.
«Заткнись! Ты мертв!»
«Ты тоже. Ты умер и не заметил этого».
«Заткнись, сука, заткнись, заткнись, заткнись!!!»
6. Две недели спустя. Разговоры с мертвыми
Кладбище. Большой ухоженный участок. Три свежих холмика. Длинный надгробный камень — один на троих, временный, хотя известно, что такие вещи самые долговечные.
Небольшой столик, рядом скамеечка, на ней сидит человек. Чем-то смахивает на бомжа: десятидневная щетина, вонь давно не мытого тела, мощное алкогольное амбре. Но бомжи не носят костюмы от Digel, подобранные идеально по фигуре.
На столике бутылка водки и стакан. У ног мужчины странная конструкция из вороненого и хромированного металла.
Мужчина смотрит на могильный камень. А с камня — с овального группового портрета — на него смотрят трое: моложаво выглядящая женщина, к ее плечам прижались дети: мальчик-подросток и девушка на три-четыре года старше. Мужчина знает, что они мертвы, но не может в это поверить.
Он пришел сюда не в первый раз и не во второй. Он обращается к мертвым с бесконечным мысленным монологом, и изредка кажется, что ему отвечают. Подозревает, что это не так, что все ответы порождает его воспаленный мозг. Но ему удобнее верить, что ответы звучат извне, и он верит.
Дико хочется все переиграть, вернуть все назад. Но такое удается, лишь пока все живы. А сейчас он может только что-нибудь разрушить. Или уничтожить. Или кого-нибудь. Или всех. А так хочется воскресить…
«…Такой уж у меня талант, такое имманентное качество — просрать все, что имею. А второй мой талант — опаздывать всегда и всюду. Совсем на чуть опаздывать, и это обиднее всего. Если бы я откопал эту штуку на сутки раньше, если бы…»
«…Я долго искал себя, пробовал разное. В институте думал, что смогу стать поэтом, и убил два года на походы в литстудию, пока не понял, что рифмачество и поэзия разные вещи. Потом думал, что смогу зацепиться в науке, но бездарно просрал подвернувшийся шанс. Потом двинул в бизнес и там просрал вообще все: и бизнес, и семью, и свою жизнь. Да, да, мне тут сказали… заткнись, Круглый, не лезь в разговор! Так вот, мне сказали, что я умер, и это так. Я умер, но не могу уйти, потому что наконец обрел себя».
«Вот как оно бывает — надо просрать все на свете, чтобы обрести свое призвание и служение. Я теперь Властелин Жизни и Смерти, знаете ли, Круглый не даст соврать. Разве что коса немного странная, но я привык. Вот только косить слишком долго, можно застрять тут на всю вечность, а мне хочется к вам. Но я кое-что придумал, есть козырь в рукаве, даже два козыря…»
Мысленный монолог закончен. Человек ждет ответа, однако тот не звучит. Ему страшно. Если ответы прекратились, то походы сюда, на кладбище, теряют смысл. А больше у него не осталось ничего.
Хотя нет, остались два козыря в рукаве.
Он достает свои козыри. Не из рукава, из кармана. Они измяты и захватаны грязными пальцами, он не раз их доставал и убирал обратно.
Это два листка из карманного «Атласа мира». Карта Восточного полушария в азимутальной проекции. И карта Западного.
— Может, сейчас? — спрашивает он вслух у агрегата. — С какого начнем? Или сразу оба, чтобы никому не обидно? Да скажи ты хоть что-то, сука железная!
Пожилая пара, неторопливо шествующая по кладбищу, оглядывается на крик. И прибавляет шагу.
Ему все равно. Ответ получен, в вечерней тишине медленно тает звук колокольчика.
Второй раз колокольчик не прозвучал, — значит, ответ положительный. Ну, так тому и быть.
Козыри исчезли в «Уничтожителе», лишь краешки торчат наружу. Пока штурвал не пришел в движение, все можно переиграть.
— Я сделаю, все сейчас сделаю, — успокаивает он. — Махну еще сотку для храбрости, и полный вперед.
Рука дрожит. Горлышко бутылки постукивает о край стакана, выбивает тревожную дробь.
Август 2022
Александр Громов
Курильщик, или Почему у совы большие глаза
Внимание! Текст содержит сцены употребления табака. Курение опасно для вашего здоровья.
Он сидел в зале ожидания, очень хорошо наполненном всевозможным людом с чемоданами и сумками, однако пять мест справа от него, пять мест слева и целый ряд сидений напротив оставались пустыми. Не то чтобы какая-то аура, идущая от одинокого пожилого человека, отпугивала пассажиров — они просто не замечали свободных мест. Не было у этого пожилого человека — стариком я бы его не назвал, развалиной он не выглядел, — никакой зловредной ауры; ее, между нами говоря, вообще не существует.
Вылет задерживался. Где-то над Ставропольем бушевала гроза.
