Шрифт:
Закладка:
Но эти гностические писатели не отбрасывают видения как фантазии или галлюцинации. Они уважают — даже чтят — подобный опыт, посредством которого духовная интуиция раскрывает понимание природы реальности. Некий гностический наставник, чье Слово о Воскресении, письмо к Регину, его ученику, было найдено в Наг-Хаммади, говорит: «не думай о воскресении, что это призрак [фантасия; буквально «фантазия»]! Это не призрак, но истина. Скорее уж должно сказать, что мир — призрак, более, чем воскресение».[119] Подобно буддийскому наставнику, учитель Регина, оставаясь анонимным, продолжает разъяснять, что обычное человеческое существование это духовная смерть. Но воскресение это момент просветления: «это… явление Сущего… и перемена [метаболе — изменение, преображение] в новое».[120] Осознающий это становится духовно живым. Это означает, объясняет он, что ты можешь быть «воскресшим из мертвых» прямо сейчас: «То, о чем ты стараешься научиться, — телесная оболочка, то есть ветхость; и ты остаешься тленным… Почему же ты не видишь себя самого воскресшим?»[121] Третий текст из Наг-Хаммади, Евангелие от Филиппа, выражает этот же взгляд, высмеивая невежественных христиан, понимающих воскресение буквально: «Говорящие, что умрут сначала и воскреснут, заблуждаются».[122] Напротив, они должны «обрести воскресение», пока они живы. Автор иронично говорит, что «необходимо воскреснуть в этой плоти, ибо все пребывает в ней».[123]
Возможность встретиться с воскресшим Христом в настоящем интересовала этих гностиков намного больше, чем события прошлого, приписанные «историческому Иисусу»[124] Евангелие от Марии иллюстрирует контраст ортодоксальной и гностической точек зрения. Рассказ напоминает рассказ Марка:
Воскреснув рано в первый день недели, Иисус явился сперва Марии Магдалине… Она пошла и возвестила бывшим с Ним, плачущим и рыдающим; но они, услышав, что Он жив и она видела Его, — не поверили.[125]
Евангелие от Марии начинается с того, что ученики оплакивают смерть Иисуса и боятся за свою собственную жизнь. Затем Мария Магдалина встает, чтобы ободрить их, напомнив о постоянном присутствии Христа с ними: «Не плачьте и не печальтесь и не будьте малодушны! Ведь вся милость пребудет с вами и защитит вас».[126] Петр предлагает Марии: «Скажи нам слова Спасителя, которые ты помнишь»[127], но, к удивлению Петра, Мария не рассказывает истории из прошлого; напротив, она объясняет, что только что видела Господа в видении и хочет рассказать, что он открыл ей. Сказав это,
Мария умолкла, так как Спаситель говорил с ней до этого места. Андрей же ответил и сказал братьям: «Что вы скажете о том, что она рассказала? А я не верю, что Спаситель сказал это, ведь эти учения — иные мысли».[128]
Петр соглашается с Андреем, поднимая на смех саму мысль, что Мария действительно видела Господа в своем видении. Затем, продолжается история,
Мария расплакалась и сказала Петру: «Брат мой Петр, неужели ты думаешь, что я придумала это сама, в сердце своем?! Или я лгу о Спасителе?» Левий ответил и сказал Петру: «Петр! От века ты гневаешься. Вижу тебя ныне мучающим женщину, как будто вы противники. Но если Спаситель сделал ее достойной, кто же ты, чтобы отвергнуть ее?»[129]
В конце Мария, отстоявшая свою позицию, присоединяется к остальным апостолам, и они идут проповедовать. Петр, очевидно отстаивающий ортодоксальные взгляды, смотрит в прошлое и с подозрением относится к тем, кто «видит Господа» в видениях; Мария, представляющая гностиков, говорит об опыте продолжающегося присутствия Христа.[130]
Эти гностики признавали, что их теория, как и теория ортодоксов, обладает политическим значением. Она предполагает, что каждый, кто «видит Господа» внутренним видением, может заявить, что его власть равна, или даже превосходит власть Двенадцати — и их преемников. Рассмотрим политический смысл Евангелия от Марии: Петр и Андрей, представляющие здесь лидеров ортодоксальной группы, обвиняют Марию — гностика — в том, что она ссылается на видение Господа, чтобы оправдать свои странные идеи, фантазии и ложь, которую она выдумала и приписывает божественному вдохновению. У Марии, с ортодоксальной точки зрения, нет прав на лидерство: она не одна из «двенадцати». Но как Мария противостоит Петру, так гностики следовали ее примеру и бросали вызов власти священников и епископов, заявлявших, что они преемники Петра.
Нам известно, что именно так гностические наставники оспаривали ортодоксов. Тогда как ортодоксы опирались только на общее, экзотерическое учение, которое Христос и его апостолы предлагали «многим», христиане-гностики предлагали свое тайное учение, известное лишь немногим.[131] Гностический наставник и поэт Валентин (ок. 140 г.) указывает, что даже во время своей жизни Иисус делился с учениками некими таинствами, которые хранил от внешних.[132] Согласно новозаветному Евангелию от Марка, Иисус сказал ученикам:
… «вам дано знать тайны Царствия Божия, а тем внешним все бывает в притчах; так что они своими глазами смотрят, и не видят; своими ушами слышат, и не разумеют, да не обратятся, и прощены будут им грехи».[133]
Матфей также рассказывает, что, обращаясь к народу, Иисус говорил только притчами; когда его ученики спросили о причине этого, он ответил: «вам дано знать тайны [.мистериа, буквально «таинства»] Царствия Небесного, а им не дано».[134] Согласно гностикам, некоторые из учеников, следуя его наставлениям, сохранили тайное эзотерическое учение Иисуса: это учение они сообщали лишь с глазу на глаз, тем, кто доказал свой духовный возраст и был поэтому готов для «посвящения в гнозис» — то есть в тайное знание.
Они утверждали, что и после распятия воскресший Христос продолжал являться некоторым ученикам, открывая им в видениях новые божественные таинства. Павел, иносказательно упоминая о себе в третьем лице, говорит, что «в теле ли — не знаю, вне ли тела — не знаю: Бог знает, восхищен был до третьего неба». Там, в экстатическом трансе, он слышал «неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать»[135] Павел говорит, что благодаря своему духовному общению со Христом открыл «сокровенные таинства» и «тайную премудрость», которой делится только с теми христианами, кого считает «совершенными»,[136] но не с каждым. Многие современные ортодоксальные библеисты следуют за Рудольфом Бультманом, который утверждал, что сам Павел не имел в виду того, что сказано в этом отрывке.[137] Они заявляют, что Павел не претендовал на обладание тайным преданием,
