Шрифт:
Закладка:
Вот так.
– Извините… – начинаю я.
Голос дрожит.
– Испугалась грома.
Только бы они не заглянули в ванную комнату. Пожалуйста, пожалуйста…
Мама прижимает руку к груди и хохочет.
– А я думала, только я ужасная трусиха.
Неловко смеясь, я закрываю дверь в ванную и быстро сажусь на кровать, отвлекая внимание. Я всё ещё дрожу. Стянув одеяло с кровати, заворачиваюсь в него, пусть родители думают, что мне холодно.
– У тебя правда всё в порядке? – сморщив лоб, озабоченно переспрашивает папа.
Уфф! Конечно, нет. Даже близко.
– Всё хорошо, пап. Правда!
Делаю вид, что потягиваюсь.
– Наверное, надо поспать. Завтра большой праздник.
Мамино лицо светлеет.
– Рада, что ты наконец проникаешься местными традициями. Парад будет чудесный, Мэл! Особенно когда у тебя такая интересная работа…
Я киваю, хотя совершенно не согласна. Для меня парад далёк от удовольствия или развлечения. Каждый раз, когда я слышу бренчание расстроенного пианино с клавишами из костей, мне становится не по себе. Глупости, конечно, я понимаю, но ничего не могу с собой поделать. И вообще парады у нас какие-то странные.
– Да, снимки должны получиться отличные, – бормочу я.
И всё же из головы не выходят вода в ванной комнате и слово на песке.
Папа подходит к кровати и целует меня в макушку.
– Поспи!
Я не отвечаю, только зарываюсь в одеяло. Мне всё равно, что я в джинсах. Я устала и напугана. Более того, я в смятении. Но разум не дремлет и подсказывает, что всему должно найтись объяснение. Знать бы ещё, как его найти…
Родители уходят, оставив между дверью и косяком щёлку. Вот и хорошо. До приезда сюда я бы встала и захлопнула дверь, чтобы побыть одной. Но не сегодня. Сегодня мне не нужно уединение. Хочется знать, что я не одна.
Глава 10
Она зовёт. Изодранное белое платье липнет к пятнистой коже, развеваясь на ветру. Открыв рот, я изумлённо разглядываю старуху. Кривым костлявым пальцем она манит меня к себе. И мрачнеет, поняв, что я не приду.
Разворачиваясь, чтобы убежать, я понимаю, что нахожусь у подножия скал, около маяка. Пытаюсь на них взобраться, но только раню ладони и босые ноги. Не могу сдвинуться с места. Едва дышу. Чувствую, что обречена…
Обречены мы все.
* * *
Звенит будильник, а я уже не сплю. Мне опять снились кошмары о ней. Всю ночь! Я сажусь, каждая мышца кричит от боли, хотя вчера я не работала. И спортом не занималась. Если не считать упражнением подъём по лестнице, ведущей ко мне в комнату. Я поднимаю руки над головой, морщась от боли.
Неужели это её рук дело? Мысль возникает в голове так быстро, что я не успеваю подумать, какая это глупость. Женщина из снов – просто воображение, которое меня изводит. Она словно монстр из кино. Я фильмы ужасов не смотрю, но вот Эмми обожает. Подруга любит в ужастиках страшные моменты. А я нет. Я как-то насмотрелась такого, и меня несколько дней мучили кошмары. Дурацкие легенды Истпорта, наверное, из той же серии. Заползли в голову и теперь терзают страшилками. Видениями.
Я смотрю на дверь ванной, и по рукам ползут мурашки. Дверь всё ещё чуть-чуть приоткрыта. Я сбрасываю одеяло, приказывая себе не трусить. За всё время в Истпорте я не купилась ни на одну дурацкую страшную легенду. И сейчас не куплюсь.
Медленно открыв дверь, я с удивлением обнаруживаю, что пол сухой. От воды не осталось и следа. Может, мама заглянула сюда, когда я заснула, и навела порядок? И даже будить меня не стала? Вряд ли. Она ведь не в курсе, что здесь было сыро, так что такое вряд ли возможно.
Покопавшись в стопках одежды, лежащей по всей комнате, я выбираю относительно чистые свитер и джинсы. Натянув их, подбираю кепку. Многое из того, что я привезла из Чикаго, здесь не подходит. Например, велосипед. Я представляла, как буду кататься вдоль океанского побережья, но быстро сообразила, что улочки здесь слишком узкие, слишком оживлённые и холмистые. Да в придачу выложены булыжником, а значит, ухабистые и опасные. Кататься на велосипеде здесь можно от силы раз в неделю.
Вязаную шапочку надеть, что ли? Незаменимая вещь. Летом в Истпорте тепло, но в это время года океанские ветра зябкие. Я натягиваю шапочку на непослушные волосы – если уж мне предстоит сегодня стать участницей жутковатого парада, по крайней мере, уши не застужу.
Внимание привлекает еле слышный отсюда звонок в дверь.
Снизу доносятся тихие шаги из одного конца дома в другой – кто-то из родителей открывает входную дверь.
– Мэллори? – эхом разносится по лестнице папин голос. – Эмми пришла.
– Иду!
Я беру со стола фотоаппарат, накидываю ремешок на шею и спускаюсь по лестнице. Эмми сидит на диване, закинув ногу на ногу. На ней толстый вязаный свитер и белая спортивная вязаная шапочка в тон. Белый подчёркивает её яркие волосы и глаза. Подруга опускает молнию на куртке и натянуто улыбается.
– Ты как сегодня? – спрашивает она, поднимая бровь. – Вчера вечером Бри забросала меня сообщениями, спрашивала о тебе. Сказала, что ты не отвечаешь на её эсэмэски.
Я открываю рот, чтобы сказать что-нибудь, но к нам с блюдом в руках идёт папа.
– Это я подам сегодня к чили. Хотите попробовать парочку с мёдом?
– Печенье? – спрашиваю я.
– Угадала!
Он ставит на стол тарелку и кладёт две салфетки.
– Свежайшее печенье «Кладбищенское». С пылу с жару!
В отличие от нормального печенья, папино – в форме надгробия. От него поднимается пар, напоминая о кладбищах Истпорта в туманное утро.
– Да, – говорит Эмми, не сказав «спасибо» и хватая печенье, потом перебрасывает его с одной ладони на другую. – Ой! Горячо, горячо, горячо!
Я смеюсь.
– Полегче, подруга. В «Скорую» я здесь ещё не попадала, но боюсь, это не весело.
Эмми не обращает внимания и откусывает печенье.
– Оно того стóит!
К её губам, намазанным гигиенической помадой, смешно липнут крошки. Всегда подшучиваю, что у Эмми бездонный желудок, но это правда. Она бы запросто выиграла соревнования, кто съест больше хот-догов. Такое обычно показывают по телику каждый год четвертого июля.
Эмми макает печенье в мёд и снова кусает.
– Как вкусно, мистер Дентон, и как несправедливо…
– Да? Почему это? – спрашивает папа.
– Везёт же Мэллори
