Ася по-прежнему жила у Филиппа Андреевича. Из дома она не выходила вот уже месяц. На свежем воздухе, во дворе, появлялась только с наступлением темноты. Сведения, которые по вечерам передавал ей Михайленко, были ценными. Радистку благодарили и просили беречься. Разведчица знала, что Филипп Андреевич собирает данные не один.

Передачи она вела только после двенадцати, в условленное время. И тогда она была уже не Люба и не Ася, а Лили.

Вести с фронтов шли нерадостные. Гитлеровцы рвались к Москве. Войска Юго-Западного фронта оставили Харьков… Но в боях с Красной Армией враг понес серьезные потери: это можно было определить по эшелонам с ранеными, следовавшими в Германию. Немалые потери имела фашистская армия и от партизан. На территории Сумщины действовали подпольный обком и райком КП(б)У, 146 первичных партийных организаций. С приходом оккупантов было создано тридцать пять партизанских отрядов. Позднее они стали ядром партизанских соединений, которыми командовали прославленные командиры Ковпак, Сабуров, Наумов и Мельник.

Партизаны наносили ощутимые удары по врагу: летели под откос эшелоны, взрывались казармы. Сопротивление народа росло.

Вскоре ахтырчан потрясло очередное зверство гитлеровцев и их пособников — предателей Родины. В окрестных селах и лесах в то время действовал небольшой отряд партизан, которым командовали братья Горобец. В неравном бою с карателями все партизаны погибли. Фашисты и полицаи зверски надругались над их трупами: выкололи глаза, отрубили руки, на спинах выжгли звезды. Но и этого показалось мало. Раздетые трупы повесили в центре города на деревьях. А назавтра в местной немецкой газете «Голос Ахтырщины», которую редактировал ярый националист, изменник Родины Яценко, было объявлено, что повешены бандиты и грабители. Это был подлый прием — представлять патриотов в глазах местного населения ворами и разбойниками. Гитлеровцы жгли села, убивали жителей, особенно активистов, а сваливали вину на партизан.

Из рассказов Михайленко разведчица знала, что в полиции служит около шестидесяти человек, большинство которых составляют местные жители. «Добровольной сволочью» называли их ахтырчане. Начальником полиции был некий Емельянов, уголовно-политический отдел возглавлял всем известный в городе прощелыга Петька Говорун, а замещал его Ванька Дыбарский. Полиция и гестапо размещались в одном здании. Что там творится, Филипп Андреевич не знает. Из гестапо и полиции одна дорога — в овраг на заднем дворе городской мельницы.

— Проникнуть бы в гестапо, войти в доверие, поработать там кому-либо из своих, — мечтала Ася.

— Ну, это из детективного романа, — охлаждал ее пыл Михайленко.

Но несбыточной, казалось бы, мечте советской разведчицы в скором времени суждено было осуществиться. И все произошло при весьма непредвиденных обстоятельствах. Более того, Ася сама проникла в волчье логово.

ДУСЯ ИЗ НАРДОМА

В планы разведчицы вовсе не входило отсиживаться на чердаке, ограничиваясь передачей добытых кем-то сведений. Но было бы опрометчиво сразу открыто появиться в городе и встать на учет в полиции. Ася выжидала. Михайленко же готовил для радистки новую квартиру. Впрочем, выбор у него был не так уж велик. А о том, что радистке надо перебраться в более безопасное место, у Филиппа Андреевича не было никаких сомнений. Староста сотни Лябах у него уже справлялся: уехала ли родственница в Сумы. Жена Михайленко тоже, видимо, догадывалась, кто такая Ася.

— Тебе своя жизнь — копейка, — чуть не плача, говорила она, — подумай о детях. Ведь всех нас расстреляют.

Однажды Михайленко виновато заговорил:

— Знаешь, Асенька, обстоятельства складываются так, что…

— Догадываюсь, Филипп Андреевич, — не дала договорить разведчица. — Место есть?

— И место, и человек свой, — облегченно вздохнув, ответил Михайленко.

— Далеко?

— Нет. Садовая, шесть. Вечерком провожу.

— А рацию?

— Это моя забота.

Филипп Андреевич проводил Асю до калитки нужного дома.

— Тут. Заходи смело, — сказал он и, не останавливаясь, пошел дальше.

Это был дом, каких в Ахтырке сотни. Кругом плотный забор, во дворе — фруктовые деревья. Два крыльца — значит — и два хозяина.

Ася открыла указанную калитку, постучалась. Сразу же за дверью раздался женский голос.

— Да заходите же, ведь не заперто.

Ася вошла в освещенную десятилинейной лампой комнату, опрятную и уютную. Не успела она назвать себя, женщина предложила:

— Раздевайтесь, Асенька. Я вас ждала. Будем жить втроем. Меня, надеюсь, вы знаете?

— Да, — сказала радистка, — Евдокия Степановна Голубенко. Только прошу, давайте сразу на ты.

— Дуся. Меня здесь все так зовут. И еще — Дуся из Нардома. Людмилка! — позвала она. — Накрывай на стол.

Из соседней комнаты вышла девочка лет двенадцати. Пока женщины перекидывались первыми словами, девочка уже ставила на стол чашки.

— Хорошая помощница растет, — заметила Ася.

— Молодец она у меня. Хотя и без отца, но в обиду мы себя не даем. Так уж получилось: любила одного, сватался другой, а вышла за третьего. Прогнала — не сошлись характером. — Хозяйка квартиры весело рассмеялась.

Смех, улыбка Голубенко, вообще весь ее облик вызывали расположение. Она была повыше Аси ростом и лет на десять старше. В Ахтырке Дусю знали очень многие. Красивая хохотунья часто выступала на сцене, при случае за словом в карман не лезла, в общем умела за себя постоять. Но мало кто догадывался, что за веселым нравом скрывалась недюжинная сила воли, решительность и презрение к смерти.

Скоро Людмилка ушла спать. Беседа двух женщин затянулась.

— Итак, ты моя двоюродная сестра Ася, — говорила Голубенко. Из Харькова. Нет, вправду, у меня была сестра. Знакомые знают. Ее сейчас там нет, эвакуировалась, а дом, где жила, разрушен бомбой. У тебя ничего не спрашиваю. Найдешь нужным — расскажешь сама. Железнодорожная станция — вот мой объект. Стираю на дому. Заказов много, — холостяки, больные, полицаи, немцы. Предпочтение отдаю клиентам, живущим на станции и вблизи ее. Дочка всегда со мной. Однажды шел эшелон, я пропустила его и случайно сказала вслух: «Двадцать танков». А она, Людмилка-то, поправляет: «Нет, мама, двадцать два».

— Не проговорится?

— Нет. Не должна. Одно плохо — пристают ко мне, особенно полицаи. Оружие у тебя есть?

— Пистолет.

— Спрячь понадежней.

— Где будем хранить рацию?

— А вот. — Голубенко встала, подошла к печке, отодвинула сундук, сдернула коврик и приподняла аккуратно выпиленный квадрат пола. — Место надежное. Рацию скоро доставят. Кстати, у меня уже кое-что есть. С Филиппом Андреевичем встречаться больше не будем.

Через двое суток, под вечер, у квартиры Голубенко остановилась подвода.

— Хозяйка! — крикнул коренастый хлопец. — Тебе дрова?

— Да, мне, — отозвалась Дуся.

— Тогда помогай разгружать.

Помочь вышла и Ася. В хлопце она узнала сына Михайленко.

А еще через сутки, в двенадцать ночи, с чердака дома номер шесть по улице Садовой была отправлена в эфир закодированная радиограмма. В конце ее стояло «Лили».

ДВАЖДЫ ДВА — КОВАНЫЙ САПОГ

Три дня в