Я тушил очередную сигарету в пепельнице, наливал себе еще стакан вина и плелся к печатной машинке, чтобы просидеть в ее компании несколько часов и забыться, не напечатав ни слова.

Как-то раз, это была уже середина мая, сквозь сон я услышал звуки голосов. Они органично сливались с неспешным плеском волн и шумом листьев старых дубов. Голосов было много и поначалу я принял их за шум радиоприемника или телевизора на первом этаже дома. Но посмотрел на часы, понял, что все передачи уже давно прекратились.

Когда я окончательно проснулся и выглянул из окна, выходящего прямо на озеро, то мог поверить своим глазам. Вся эта картина до сих пор стоит перед моим взором и как только я смог найти ручку и мой дневник, то сразу записал увиденное, чтобы не забыть детали.

К озеру нескончаемым потоком шли молчаливые люди. У старой пристани я увидел тень лодки и человека в капюшоне.

Он как будто говорил пару слов подходящему к нему человеку, выслушивал ответ и потом направлял человека в лодку, либо же показывал в сторону дома. Я даже подумал, что он видит меня и помахал ему рукой. Но он ничего не ответил, вполне возможно, что расстояние было слишком большим, к тому же туман размывал четкость и в какой-то момент я даже протер глаза, чтобы удостовериться, то не сплю.

В полной тишине люди спускались в лодку, и та, после нескольких взмахов веслами по неподвижной волной глади, исчезала в плотном молочно-сером тумане, повисшим над озером. Оставшиеся люди оставались ждать, пока лодка не вернется и все повторялось сначала.

Те же люди, которым старик (я почему-то решил, что это именно старик) указывал в направлении моего дома, как-то сникали, понурив плечи, разворачивались и брели назад, не поднимая взгляда – однако они не доходили до дома и скрывались за высоким холмом, на котором, я только впервые это заметил – стоял высокий деревянный крест.

Первым моим желанием было срочно выйти из дому, дойти до пристани и спросить – что они все тут делают в этот ранний утренний час? Даже мое богатое писательское воображение вместе с жизненным опытом не могли найти объяснение происходящему.

Кто это мог быть? Любители здорового образа жизни? Последователи Порфирия Иванова? Отчасти выбор места и весь обряд говорили, что люди, кем бы они ни были, не слишком-то хотели бы афишировать свое занятие. С другой – многочисленность данного явления как бы подразумевала, что вряд ли подобное можно было долго держать в секрете от властей или от других людей.

Так я и простоял до момента, пока толпа не рассеялась – а когда бросился на пристань, то единственное, что нашел там – старое мокрое весло, да выбросившегося на щербатую доску молодого окуня. Ни следов ног, ни заблудших или отбившихся от основной группы людей, как это часто бывает в случае больших туристических групп – никого. Я был поражен и даже потрясен.

Еле дождавшись утра, я рассчитывал увидеть в центре озера подобие острова – может быть здесь существуют странные приливы и отливы – но озеро было гладким, чистым и молчаливым. Я обошел его три раза, запыхался, устал, но никаких следов ног, присутствия рыбаков, да и вообще – любых других людей не обнаружил.

Теперь каждое утро я ждал чего-нибудь подобного, но тщетно…

Пока как-то одним летним вечером в дверь не раздался стук. Привыкший к одиночеству, я даже испугался, но быстро совладав с нервами, нехотя отвлекся от печатной машинки и пошел открывать дверь.

Я сразу узнал его.

Это был тот самый старик. Лодочник или рыбак, перевозивший людей.

Уже смеркалось и его лица я не смог различить – он было закрыто капюшоном.

– Ты хотел узнать, что происходит? – спросил он без приветствия.

Ошарашенный, я кивнул.

– Тогда собирайся.

Я быстро накинул легкую куртку, взял небольшую сумку с документами, но старик покачал головой.

– Ничего не надо брать. Ты больше сюда не вернешься.

Я пожал плечами и повесил сумку на гвоздь.

Мы вышли из дома. Начался небольшой дождик, который почти сразу же превратился в ливень.

Не знаю почему, но мне было не страшно.

– Почему я не вернусь? – спросил я старика.

Тот помолчал, и когда мы прошли по шумящими дубами, сказал:

– Обернись. Посмотри на свой дом.

Не чувствуя подвоха, я обернулся.

Жуткий холод сковал мое сердце.

Вместо современного, выстроенного по новому чешскому проекту особняка, я увидел сгоревшие развалины, от которых к небу подымался едкий серый дым. На вершине уцелевший несущей стены сидел черный ворон. Он смотрел на нас и глаза его сверкали молниями.

– Видишь?

Я поднял было руку, пытаясь отмахнуться от жуткого видения, но картина не исчезала. Более того, ворон несколько раз прокричал, словно обращаясь ко мне.

– Ты хотел писать истории этих людей? – спросил старик.

Я резко повернулся к нему и только теперь заметил, что со стороны холма, по опоясывающей его стертой тропинке приближаются серые полупрозрачные тени.

– Теперь ты можешь делать это вечно. Пока кто-нибудь не заменит тебя.

Я открыл было рот, чтобы отказаться, но тут же понял, что отказаться нельзя. Старик снял с себя балахон, бросил к моим ногам и когда я поднял глаза, его уже не было.

Передо мной стояло людское море и молчаливые глаза смотрели на меня, будто бы я знал что-то такое, о чем не знали они.

Повинуясь странной воле, которая была явно сильнее меня, я надел этот стертый до дыр балахон, нацепил капюшон и понял – среди этих людей есть те, кому нужно садиться в лодку, а есть те, кому еще рано.

***

Лена сжала мою руку. С замиранием сердца я слушал ее рассказ и с каждым новым словом смысл сказанного словно сплетался с нашим настоящим – я словно видел этого старика, прожил его жизнь и теперь, когда Лена затихла, я вдруг понял, что… что кому-то из нас, возможно, придется остаться здесь навсегда.

– Я не брошу тебя, – прошептал я.

– Я не брошу тебя, – сказала она.

Мурашки побежали по моему телу.

– Мы должны найти выход, – я нажал на педаль газа и развернул джип.

7

– Мы больше ничего не можем сделать для них. Прошло уже семь дней и состояние обоих пациентов стабильно тяжелое с негативным прогнозом. Это семейная пара, они единственные выжившие при пожаре на тридцать третьем этаже офисного центра. – Главный врач развел руками и посмотрел на присутствующих. В консилиуме помимо него принимали участие