Я киваю, часть груза с моих плеч падает, но этого все равно недостаточно. На них словно покоится весь Эмпайр-стейт-билдинг, а упала одна монетка.

Адди все еще у них, и моя ярость продолжает бурлить где-то там, под поверхностью. Чтобы найти ее, я сожгу весь гребаный мир, и мне плевать, кто сгорит в этом пламени.

* * *

– Что-нибудь известно о том, кто был причастен к ее похищению? – спрашиваю я дрожащим от ярости голосом, когда закрываю видеозапись на своем ноутбуке.

Я только что досмотрел записи с камер наблюдения на дорожном участке, где Адди попала в аварию. Когда я увидел, как ее вытаскивают из машины, вырубают, а потом тащат в фургон, меня затрясло.

Джей уже работает над тем, чтобы отследить по уличным камерам, куда ее увезли, но мне все равно кажется, что этого недостаточно.

Я пробыл в больнице всего несколько часов, но сейчас я в нескольких секундах от того, чтобы встать и свалить отсюда.

К счастью, никаких серьезных повреждений я не получил. Моя чертова спина вся черно-синяя от удара об алтарь, но внутреннего кровотечения, как я опасался, нет.

Мне повезло, что я вообще не сломал ее, хотя был очень даже близок к этому.

– Ее фотографию разместили на форуме в даркнете за день до похищения. Анонимно, конечно, но в посте говорилось, что если кто-нибудь доставит Адди живой, то получит чертовски большую награду.

– Сколько?

Но мне даже не нужно, чтобы он отвечал. Я уже нашел ту публикацию сам. Ее удалили, но из интернета ничего нельзя удалить по-настоящему. Открываю объявление, и на экране появляется лицо Адди. Красивые, необыкновенные светло-карие глаза, каштановые волосы и легкая россыпь веснушек на носу и щеках.

Мое сердце сжимается при виде ее улыбающегося лица; это та самая фотография, что была на постере возле книжного магазина на презентации ее книги, – и та, которая сразу же привлекла мое внимание. Она до сих пор оказывает на меня такое же влияние, как и тогда.

Прямо под фото жирным красным шрифтом указан ценник.

Двенадцать миллионов долларов.

Мелочь для тех, кто назначил эту цифру, но невероятная сумма для мелкой рыбешки. Сумма, которую кому-то не потратить и за всю жизнь.

– Черт, – бормочу я, зажимая переносицу пальцами.

Во мне поселяется беспокойство и расцветает сильная мигрень. Я бы вылез из собственной кожи, если только это значило бы, что Адди будет ждать меня на другой стороне.

Губы Джея сжимаются.

– Я знаю, кто откликнулся на пост и ответственен за ее похищение.

Опускаю руку и перевожу взгляд на своего помощника, ожидая, когда он взорвет эту бомбу. Меня охватывает ужас, я чувствую, что вот это действительно может меня добить.

– Макс, – тихо произносит он.

Глаза закрываются, и мое самообладание окончательно рассыпается, ускользая сквозь пальцы, как песок в песочных часах. Это было лишь вопросом времени, и вот последняя песчинка упала.

Каждую клетку моего тела разъедает чернильно-черная тьма – до тех пор, пока во мне совсем не остается света.

Мое зрение заволакивает красным. Мой ноутбук летит через всю больничную палату, и грохот от его удара об оборудование и стену заглушается ревом, несущимся из моего горла.

Я бьюсь в конвульсиях от пронзительного вопля, сорвавшегося с моих губ, такого длинного и горестного, что он срывается на беззвучный крик. Я делаю вдох, и из меня вырывается еще один громоподобный вопль. Я хватаю прикроватную тумбочку и запускаю ее вслед за ноутбуком.

Потом в окно летит капельница, едва не разбивая стекло. Я не чувствую, как игла выскакивает из-под моей кожи.

У меня пропадает слух, словно я нахожусь под водой, все звуки размываются. Меня накрывает приливом, затягивая в тиски, и отправляет вниз по спирали, в черную яму отчаяния на самое дно.

Мои руки нащупывают все новое и новое оборудование, и все оно разбивается о кафель, пока мою грудь разрывает мука.

Это моя вина.

Моя гребаная вина.

Когда я вскакиваю, раздаются приглушенные крики, и я ощущаю, как мое тело удерживают сразу несколько пар рук, пытающихся уложить меня обратно. Продолжая орать, я пытаюсь вырваться из их хватки, но меня подводит моя слепота.

На моих запястьях и груди появляются ремни, приковывающие меня к больничной койке.

Однако меня уже не остановить.

Несмотря на судорожные попытки рук удержать меня под ремнями, я перекидываю ноги через край кровати и встаю, напрягаясь от тяжести, угрожающей повалить меня снова.

– Боже мой, Зейд!

Моя грудь вздымается, и ко мне возвращается зрение – нечеткое, позволяющее видеть окружающее пространство лишь отрывочно. Возле меня с бледными лицами и выпученными глазами стоят четыре испуганные медсестры и Джей. А сам я стою перед ними с почти девяностокилограммовой койкой, пристегнутой ремнями к спине.

Я…

Я больше не человек; я зверь, поддавшийся первобытному инстинкту. Я – само уничтожение.

– Сэр, пожалуйста, успокойтесь! – отчаянно умоляет одна из медсестер, и ее зеленые глаза почти черны от страха.

Пытаюсь отдышаться, моя грудь сдавлена от недостатка кислорода, ремень на груди натянут.

Я не могу, не могу. Ее забрали из-за меня.

Как мне, черт побери, жить с этим?

Я трясу головой, моя сила убывает. Слова ускользают от меня, и я спотыкаюсь, пытаясь выпрямиться.

– Уберите ремни, – решительно требует Джей, уже примеряясь к тому, что обвит вокруг моей груди.

Он ждет, пока одна из медсестер снимет их с моих рук, и расстегивает пряжку. Койка падает на пол с оглушительным грохотом.

В палату врываются охранники, поскальзываясь на усеянной осколками плитке и видя перед собой полнейший погром.

Джей заглядывает мне в лицо и кричит:

– Хватит вести себя как псих! Соберись! Разгромом палаты ее не спасешь.

Мое зрение проясняется, и я вижу хаос вокруг себя.

Дерьмо.

Ярость никуда не девается, по-прежнему сочится из моих пор, но теперь мне удается сдерживать ее. И этого достаточно, чтобы я пришел в себя.

– Какого черта… – протягивает один из охранников, на его юном лице написано абсолютное удивление.

– Он в порядке, – отрывисто произносит медсестра. Это пожилая женщина с короткими светлыми волосами и большими очками в металлической оправе, занимающими половину ее лица.

Она приближается ко мне, словно крокодил с широко раскрытой пастью, и ее рука тверда, когда она берет мою руку и поднимает ее вверх.

Из того места, где была вырвана капельница, из разрыва в коже длиной в полтора сантиметра, по руке течет тонкая струйка крови.

– Какая… какая неприятная рана, сэр. Вам лучше бы сесть, чтобы я могла оказать помощь, пока вы