— Ага.

«Помяни дьявола…»

Я пошел на кассу, не дожидаясь, когда Иволга откроет рот.

— Привет, Кедр! — мелкая отсалютовала растопыренной пятерней. — Я тут неподалеку бумагу людям пихала, решила зайти, тебя забрать, ну и посмотреть на… — наткнувшись на мой страшный взгляд, Ива хихикнула и перешла на слишком отчетливый шепот: — …На твой образец совершенства!

— Иволга, я…

— Здравствуй, — полминуты вежливости закончились, Лена присоединилась к беседе. — Иволга, да? Глеб о тебе рассказывал.

— Да-а? — мелкая криво ухмыльнулась, стрельнула глазками. — А ты — Маша, кажется?

— Лена, — улыбка превратилась в обычное натяжение губ. — Видимо, обо мне он говорил мало.

Ива только дернула плечами.

— Вы скоро заканчиваете?

— Минут десять. Ждем уборщицу, она закрывает кафе.

— Поняла, — мелкая кивнула, — Ну, тогда я снаружи. Тут у вас уютно, но на улице солнышко светит!

Я выдохнул, ощутив, что статического электричества между девушками стало меньше. Повезло, что Иволга была в хорошем настроении, и решила не доводить ситуацию до логического завершения. Схватив тряпку, я принялся оттирать пятно на столе, размышляя, поблагодарить мелкую за вранье о упоминаниях Лены, или высказать ей все, что думаю. Впрочем, размышлять пришлось недолго — в дверях показалась грузная фигура уборщицы.

— Здравствуйте, ребятки! Ну, как у вас тут дела?

— Здравствуйте! — ответили мы нестройным хором.

— Все хорошо, — Лена сняла с себя фирменный фартук. — Тётя Света сегодня ушла пораньше, вот мы и остались, вас ждать.

Тётей Светой мы звали управляющую кафе — женщину добрую, строгую и работящую. В стенах кафе она командовала всем, от кухни до крыльца. Мне тётя Света сразу понравилась — под началом такого человека работа обещала быть стабильной, спокойной и безопасной.

— Молодцы, — уборщица засеменила к подсобке, за ведром и шваброй. — Клиенты, смотрю, до самого закрытия находятся! Вон, на ступеньках девочка жует, да такая яркая!

— Жует? — насторожилась Леночка.

— Ну да! Наш круассан уплетает!

Я закатил глаза.

— Она, вроде, ничего не покупала… — медленно произнесла Лена. — Вот, что. Я сейчас схожу, переоденусь, а ты — разберись с подругой. Пусть оплатит украденную еду, — и девушка удалилась, плавно и неспешно.

Пришлось положить в кассу шестьдесят рублей. За круассан.

Иволга сидела на крыльце, щурясь на медленно ползущее к горизонту солнце и дожевывая последний кусок. Я опустился рядом, размышляя, как начать разговор.

— Морщишься, как брокколи, — мелкая закинула ногу на ногу, не обращая внимания на то, как задирается мини-юбка. — Что?

— Ты украла еду.

Девушка закатила глаза.

— Булку мне зажал? Жмотяра!

— Эту булку я оплатил. В следующий раз — имей совесть попросить!

— Иметь совесть, — хихикнула Иволга. — Хорошее выражение!

Я набрал в грудь воздуха, Ива скривилась в ожидании длинной возмущенной тирады, но в этот момент из-за поворота вылетела машина, уже знакомый серый «Hyundai Accent». Едва вписавшись в поворот, водитель дал по тормозам, чтобы их оглушительным визгом окончательно доказать всем собственное превосходство. Других причин для подобного вождения не было.

— Дай угадаю… — протянула Иволга.

Я кивнул. Павел Светлицкий, собственной персоной. Худой, высокий, лысый бородач в спортивном костюме. Светлицкий считал, что борода делает его невероятно сексуальным. Он вообще любил в жизни только две вещи — свою бороду и свою тачку. У Светлицкого яркие голубые глаза, в которые я постарался не смотреть, когда он вылез из машины и потушил окурок носком кроссовка. Я, кажется, ненавидел Павла Светлицкого, потому что не было существа отвратительней.

— Паш, — Леночка, уже переодетая в джинсовый костюм, нырнула в объятия к своему парню.

— Чё? — проронил тот. Голос у Светлицкого глубокий и низкий, с приятной хрипоцой.

— Домой, — попросила девушка, коротко поцеловав колючую щетину.

— Ладно, — Светлицкий отпустил Леночку, и та, махнув мне рукой на прощание, села на переднее сидение. — Когда ты уже на права пойдешь учиться?

Леночка что-то пролепетала в ответ, но со ступенек кафе было никак не расслышать. Мазнув по мне неприязненным взглядом, Светлицкий обошел тачку, чтобы сесть за руль. Надо отдать должное — двигался он с грацией городского хищника, плавно и уверенно. «Hyundai» тронулся с места, мы с Иволгой проводили его взглядами.

— Есть пить? — поинтересовалась мелкая.

Я посмотрел на нее. Стрелки чуть смазаны, к губам и подбородку прилипли крошки слоеного теста. Смешная.

— Пойдем, по дороге купим чего-нибудь.

Пошли. Погода пока ещё держалась хорошая, лучи заходящего солнца лезли в глаза и щекотали нос. Я шагал молча, Ива тоже притихла. В киоске на остановке мы купили баночку энергетика. До дома оставалась ещё пара кварталов.

— Как ты собираешься увести её?

Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что я даже не сразу понял, что Иволга имеет в виду.

— В смысле?

— Кедр! — мелкая закатила глаза и топнула ножкой. — Ты, конечно, дерево, но даже бревна так не тупят.

— Слушай, давай не будем, — до меня дошло, о чем Ива говорит.

— Дело твое, — она только дернула плечиками. — Если в рукопашную удобнее, я помолчу. Мы без предрассудков!

— Так себе шуточка.

— Какие есть — все твои! — развела руками мелкая. — Извлекай уже ключи, пришли.

Действительно, мы уже подходили к моему подъезду. Я сунул руку в карман. Ключей не было. В другом кармане — тоже. И в рюкзаке.

— Ива-а!

— Чего?

— Давай — я сделал строгое лицо и протянул открытую ладонь.

Иволга вдруг по-птичьи наклонила голову, внимательно глядя в глаза, словно ища что-то в глубине души. Мне не понравилось, и я отвел взгляд. Тут же раздался недовольный вздох, и мелкая тряхнула связкой, торжественно вернув ворованные ключи.

Вечера в Новосибирске длинные. Весной, летом и осенью темнеет поздно, так что даже не заметишь, что уже девять — за окном светло, почти как днем.

Мы с Ивой сидели на кухне и молча напивались. Не знаю, как у красноволосой, но у меня настроение было препротивнейшее. Сидя напротив Иволги, медитировал на жестяную банку, в которой плескались остатки пива.