Она указывает себе за спину.

«Вы могли бы крикнуть, – говорю я. – Я бы подождал».

Из-за поворота выезжает грузовик, и мы поворачиваемся лицом к полям. Брызги бьют нам в спину, как дробинки.

«Вы смогли бы услышать меня сквозь это?»

«Верно подмечено».

Мы идем медленным шагом. Три паломника, одетые в желтые мешки для мусора вместо накидок, быстро проходят мимо нас. Розанджела машет рукой.

«Вы знаете, что особенного в этом Камино?» – спрашивает она.

Я демонстративно оглядываюсь по сторонам. «Погода?»

Она смеется. Дельфины дрожат под капюшоном ее накидки. «Мы ищем, все что-то ищем. Это делает нас немного безумными. Нужно быть сумасшедшим, чтобы отправиться в чужую страну и пройти пешком восемьсот километров, не правда ли?»

«Да уж, чокнутым».

«У нас может не быть ничего общего: вы из Нью-Йорка, я из Сан-Паулу, но в глубине души у нас есть одна общая черта – мы в поиске. Это нечто особенное, совершенно уникальное».

Мимо проезжает машина, включаются и выключаются фары. Своего рода приветствие. Или, может быть, «какого-черта-вы-дураки-делаете»? Трое паломников впереди уже превратились в маленькие пятнышки.

«Я тоже ищу, – тихо говорит Розанджела, глядя на поля. – Вы уже знаете».

Я киваю. Вчера вечером за ужином, когда разговор снова зашел о том, почему паломники оказались здесь, она без стеснения рассказала о разрыве своей помолвки и о разбитом сердце. Тонкие морщинки вдоль ее глаз пролегли не только от смеха.

«Мы, бразильцы, открытые люди, – сказала она нам. – Такова наша культура.

Вот почему я нахожусь на Камино. Мое сердце закрыто, и я хочу, чтобы оно открылось».

Это было незадолго до того, как я извинился и встал из-за стола.

«Мне трудно находиться вдали от своей семьи, – говорит она. – Но я знаю, что когда я вернусь, мне будет что дать своим близким. Я стану лучшим человеком, лучшей дочерью».

«Вы не кажетесь такой уж плохой. Не то чтобы я знал вас как дочь, конечно».

Это высказывание заставляет ее рассмеяться. Мне нравится, когда она смеется. Ее глаза моргают, дельфины танцуют и издают мягкий и музыкальный звук, в котором нет никакой фальши.

«Спасибо, – говорит она. – А в чем заключается ваш поиск?»

«Понятия не имею», – говорю я чуть-чуть поспешно.

Она наклоняет голову, наблюдая за мной. Мгновение длится долго. Капли дождя стучат по моей накидке.

«Вы поймете, – она поворачивается к дороге. – Что бы ни случилось, этот опыт не пройдет бесследно. Он должен оставить зарубки. Иначе и быть не может».

Некоторое время мы просто идем, потом видим указатели на Памплону, каждый из которых приближает нас к городу. Городу, где нас ждет кров, тепло, вино и, смею надеяться, испанский аналог куриного супа. Дождь стихает, затем прекращается. Мы снимаем накидки и вешаем их на рюкзаки. Она расстегивает молнию на куртке, встряхивает головой, с ее волос летят капли воды.

«Я хотела бы приехать в следующем году, – говорит она, – если бы не мое сердце».

«А что будет в следующем году?»

«Ну, когда вы пройдете по Камино, это сократит срок вашего пребывания в чистилище вдвое. Но если вы приедете в святой год – это будет в следующем году, – все ваши грехи будут прощены. Это особенное место, и люди приезжают сюда со всего мира».

«Я здесь всего на неделю, сделают ли мне скидку на четверть?»

Она снова смеется своим певучим смехом.

«Возможно, я и вернусь, – говорит она. – Мое сердце будет открыто. Когда вы влюбляетесь, разве это не всегда похоже на первый раз? Возможно, к тому времени я снова буду любить».

Я мог бы провести с этой женщиной весь день и прекрасно себя чувствовать, даже в мокрой одежде и с ноющей поясницей. Я улыбаюсь.

Шоссе петляет среди холмов, затем заходит в небольшой город с переполненными уличными кафе, бетонными офисными зданиями и пробками. Вскоре они уступают место каменному мосту и Памплоне.

Древние стены делают ее похожей на средневековую крепость, хотя в наши дни все, что они защищают, – это, как объясняет нам проходящий паломник, более семисот баров. Это дает городу право быть самостоятельной целью паломничества.

Мы идем по узкой улочке. Автомобили и скутеры лавируют между пешеходами. Мы проходим мимо продуктовых киосков, рынков, ресторанов и магазинов с запотевшими витринами. Запахи доносятся, видоизменяются и смешиваются. Оливки, колбасы, масла и специи.

«Почему на неделю? – спрашивает Розанджела, нарушая молчание. – Вы должны вернуться на свою работу?»

«Нет. Нет никакой особой причины».

«Но Камино – это такое особенное место, – говорит она. – Почему бы вам не дойти до конца?»

«Я как-то не думал об этом с такой точки зрения. Я просто не могу представить, как можно пересечь пешком целую страну. Я не вижу в этом смысла».

Она поджимает губы, вздыхает: «А какой смысл в этой… этой недельной прогулке?»

То, как она это произносит, заставляет меня сжать челюсть.

«Простите, – она нежно касается моей руки. – Я веду себя прямолинейно и…»

«Все в порядке». Долгая пауза. «Это показалось мне отличным предлогом сбежать оттуда, где я был. Мне кажется, я устал плыть по течению».

За затемненной витриной магазина висит свиной окорочок. Он выглядит таким одиноким. Вероятно, скучает по остальным трем ножкам.

«От чего вы бежите?»

Это застает меня врасплох. Я пожимаю плечами.

«От чего?» Ее лицо приблизилось. Капли дождя блестят на ее щеках. «Бегство или поиск – часто это одно и то же».

Мимо проезжают машины, но я их больше не слышу. Я вижу лишь слабый намек на свое отражение в ее карих глазах и говорю первое, что приходит на ум: «От воспоминаний».

Она моргает. На краткий миг мое отражение исчезает. Это возвращает меня из задумчивости.

«Ваше сердце, – тихо говорит она. Понимающий взгляд. – Saudade»[24].

«Что?»

«Saudade. Слово, которое существует только в португальском языке. Когда вы чувствуете saudade, к вам возвращаются все те переживания и чувства, которыми вы с кем-то делились».

«Хорошее слово, – я смотрю вперед. – Но я говорю не об этом».

«Ну что ж… – она кивает. – Я не удивлюсь, если увижу вас в Сантьяго. Камино становится частью тебя. Да, я это вижу. Это…»

«Я здесь пробыл всего два дня».

«Это неважно. Я вижу».

«Все, что я видел, – это дождь».

Она улыбается, но ничего не отвечает. Мы больше не заговариваем на эту тему.

Большинство коек в приюте уже занято. Поверх матрасов разложены спальные мешки, и все огромное помещение пахнет, как сохнущие носки. Мы находим две соседние пустые койки, ложимся отдохнуть и прислушиваемся к звукам