Ларри? Лоран? Флори видела близнецов лишь мельком и не различала их. Кто бы это ни был, он выбрал, чью сторону занять, решив, что лучше прислуживать врагам, чем защищать от них безлюдей.

Пленников опустили в яму. Ее глубина не оставляла никаких шансов для побега. Оказавшись внизу, Флори свернулась калачиком на холодной земле, готовая заплакать от бессилия.

– Ты как? – голос Деса вывел ее из тупого оцепенения.

– В порядке, – отозвалась она и, приподнявшись на локтях, отползла к стене, чтобы опереться на нее и сесть. Странно, но так меньше хотелось себя жалеть и думалось лучше.

– Как твоя спина?

– Немного ноет после щекотки.

– А кричал так, будто умираешь…

– А что бы изменилось, если бы я терпел? – хмыкнул Дес. – О, знаю. Ты бы героически молчала, пока меня не забили до полусмерти.

В темноте Флори не видела его лица, но точно знала, что на нем нарисовалась самодовольная ухмылка.

– Меня нужно беречь. Я тебе еще пригожусь.

– Ты придумал, как выбраться?

– Нет. Прости, был чуточку занят.

Флори проигнорировала его колкий ответ и прислушалась. Постепенно все стихло, последние огни погасли, и лагерь погрузился в сон. Будь у них хотя бы малейший шанс сбежать, они бы воспользовались им сейчас. Но они, связанные, сидели в глубокой яме – сырой и холодной, как могила. Отсюда им не выбраться.

– Эй, – подал голос Дес, – я даже отсюда слышу, как у тебя зубы стучат. – Он подполз к ней и притулился рядом. – Лучше держаться вместе, чтобы не окоченеть за ночь.

Флори не возражала. Пытаясь согреться, она прижалась к Десу, и несколько минут они сидели неподвижно, сохраняя слабое тепло, объединяющее их, а потом он внезапно спросил:

– Как думаешь, они убьют нас?

Он озвучил то, чего Флори боялась. Стоило вспомнить, что скоро в лагере объявятся обманутые удильщики, и призрачная надежда растаяла. Все ее душевные метания вылились в короткий ответ:

– Не знаю.

– Если точно убьют, – Дес заговорил тише, словно собирался поделиться секретом, – я бы предпочел провести последние часы жизни в удовольствии.

Флори осуждающе фыркнула.

– Хорошо, что руки у тебя связаны.

– Знала бы ты, какие чудеса творят мои губы и язык…

– Тогда, может быть, развяжешь ими веревки, болван?

– Слишком грубая работа.

Флори толкнула его плечом и отстранилась, хотя понимала, что сказанное – лишь глупая шутка, попытка отвлечься и заглушить страх перед тем, что ждало их впереди.

Долгое время они просидели в тишине, пытаясь свыкнуться со своим положением, пока их внимание не привлекло хриплое карканье ворона. Его темный силуэт зловещим предзнаменованием покружил над ними, а потом растворился в беззвездном небе. Дурной знак, подумала Флори.

Ночной воздух, сырой и холодный, жалил щеки, и она, подтянув колени к груди, уткнулась в них лицом. От тугой веревки руки занемели, пальцы налились неприятной тяжестью. Чтобы переждать эту невыносимо долгую ночь, Флори закрыла глаза и представила себя сидящей в ванне, в воде настолько горячей, что кожу жгло и щипало, а дыхание перехватывало от пара. И тут же воображение само дорисовало гудящие трубы водогрейки, лавандовое мыло на бортике медной ванны и латунный краник с застывшей на нем каплей. Ей почти удалось обмануть свои ощущения, но внезапное прикосновение все разрушило. Она испуганно вздрогнула и распахнула глаза.

– Не бойся, это я. – Дес помахал перед ней руками. За те минуты, что она провела в забытьи, он умудрился освободиться, а теперь хотел помочь ей.

Флори заметила, что запястья его непривычно бледные – голые. Благодаря платкам, скрывавшим рубцы и шрамы, Десу удалось выскользнуть из веревок. Окрыленный своим успехом, он попытался освободить Флори, однако крепкие узлы не поддавались, а разрезать их было нечем. Дес возился долго, нервно вздыхая и бормоча ругательства; ни то ни другое не помогало. У него получилось лишь немного ослабить путы.

Внезапно ночную тишину пронзил истошный вопль.

Они оба застыли, напряженно вслушиваясь. Раздались голоса: мужские, резкие, гневные. Они звучали наперебой – так, что ни слова не понять. Шум накатывал волнами, то стихая, то проступая с новой силой. В нем были резкие выкрики и грубый смех, а сквозь них изредка прорезались жалобные всхлипы. Это только дразнило удильщиков, как зверей, учуявших запах крови. Флори помнила, с какой легкостью они убили Тодда; помнила дикий огонь в их глазах, хищные взгляды и угрозы расправы.

Время будто остановилось и зациклилось на одном и том же: криках из лагеря, попытках освободиться и жгучей боли в запястьях. Холодные пальцы Деса дрожали, но продолжали упорно ковырять веревку, пока где-то рядом не загорелись огни. Тяжелая поступь и голоса приближались слишком быстро, не оставляя им шанса. Дес метнулся обратно, к сброшенным путам, а Флори вжалась в земляную стену, не сомневаясь, что удильщики идут за ней. От страха свело желудок.

На краю ямы появились двое крепких мужчин, держащих извивающееся тело. Третий сопровождал их с фонарем. Тени на бородатом лице стирали человеческие черты, оставляя лишь звериный оскал.

– Сбросьте ее к ним, раз она так хочет быть на их стороне, – приказал удильщик, а в следующее мгновение кричащий комок рухнул в яму головой вниз.

Тело упало рядом с Флори, так что она могла разглядеть сломанную шею и залитое кровью лицо. В изорванной одежде изувеченная фигурка Лизы напоминала тряпичную марионетку, а голоса кукловодов, сбросивших ее, постепенно отдалялись и сливались в бессвязный гул.

Задыхаясь от ужаса, Флори отвернулась, и ее стошнило на землю. Даже с закрытыми глазами она видела сломанное тело, словно жуткая картина отпечаталась на внутренней стороне век.

Откуда-то из темноты донеслось истеричное бормотание Деса:

– Скажи, что она жива! Она жива? Жива?

Но ей нечем было его успокоить.

К утру, когда за ними пришли, они были измотаны и обессилены.

Обнаружив, что пленник развязал руки, фанатик нахмурился и молча стал наматывать веревки обратно, затягивая узлы. Дес не сопротивлялся и, кажется, вообще плохо соображал после нескольких часов, проведенных рядом с мертвой. Будь здесь Паучий дом – насытился бы его страхом вдоволь.

Из земляного узилища, теперь еще больше похожего на могилу, их подняли на лебедке, точно мешки с грузом, а потом заставили идти через лагерь на своих двоих. Едва держась на затекших ногах, они следовали за фанатиком, который сжимал в ладони склянку и шептал молитвы. Он привел их к кострищу, где двое мужчин в робах разводили огонь. Рядом, у котла с водой, возилась молодая краснощекая женщина с затравленным видом, но, когда она украдкой поглядывала на пленников, на ее лице мелькало сожаление. Отвлекшись, она