просыпала целую горсть зерен. Заметив это, седой мужчина, складывающий щепы, стал браниться, называя ее неумехой. Кашеварка сделалась пунцовой от стыда, бросилась поднимать зерна с земли и промывать их водой. Мужчины водрузили котел на огонь и ушли выполнять другую работу, а она продолжала ползать на коленях, вздыхая и охая.

Просить помощи у закостенелых фанатиков Флори не осмелилась бы, но в этой кроткой женщине уловила волнение и напряжение. В отличие от других жителей Общины, со смирением принявших все тяготы нового быта, ее что-то беспокоило, откуда и взялась эта неуклюжесть.

– Масло лучше добавить в конце, – предупредила Флори, заметив, что кашеварка схватила банку с топленой темно-желтой массой.

Женщина замерла и, поразмыслив, отставила склянку. «Спасибо», сорвавшееся с ее губ, было почти незаметным и легким, как перышко, случайно выпавшее из подушки.

– Ты бы могла перерезать веревки.

Неожиданная просьба сбила кашеварку с толку, и она пробормотала:

– Мне велено их слушаться.

Ее брови сердито сошлись к переносице, хотя в глазах читался страх.

– Ты знаешь, что произошло ночью?

Кашеварка опустила голову и нервно затеребила домотканый передник, надетый поверх робы. Прошло несколько секунд, прежде чем она набралась смелости, чтобы ответить:

– Они замучили ту девушку. Если помогу вам, они и со мной так сделают.

Поняв, что сказала лишнее, кашеварка осеклась и метнулась к котлу, чтобы заняться делом. Она принялась ритмично помешивать варево, отчего ее широкие натруженные плечи задергались.

– Как тебя зовут? – неожиданно вмешался Дес.

Кашеварка напряглась сильнее прежнего и, слегка повернув голову в сторону Флори, опасливо пробормотала:

– Скажи ему, что нам нельзя заговаривать с мужчинами, пока длится Дево.

– А, воздержание, – презрительно фыркнул Дес, будто выругался.

– Может, ты хотя бы положишь нож поближе? – снова попробовала Флори. Рядом с кострищем она заметила короткое лезвие, оставленное фанатиками, разводившими огонь.

Кашеварка покрутилась на месте, обуреваемая сомнениями, а затем неуклюже поддела нож носком стоптанной туфли. Момент – и он оказался на расстоянии вытянутой руки от Флори. Она все еще была связана, поэтому ей пришлось изловчиться и доставать его ногой.

Убедившись, что за ними никто не наблюдает, кашеварка тихо добавила:

– Они еще спят после ночной попойки. К завтраку их разбудят, так что торопитесь.

Больше она не проронила ни слова и, сняв котел с огня, что получилось у нее с поразительной легкостью, ушла.

Не успели они решить, кто будет пилить веревки, как по лагерю пронесся визгливый крик:

– Святейшество здесь! Святейшество здесь!

Вскоре они увидела самого вестника – мальчишку-конюха, бегущего меж раскинутых палаток, откуда одна за другой высовывались косматые головы.

– Да чтоб тебя… – выругался Дес.

В лагере поднялась суета: фанатики готовились встречать своего лидера, но Флори наблюдала не за ними, а за грозными фигурами, которые темными громадами возвышались над бледной толпой. Разбуженные криками, удильщики выглядели мрачнее и злее, чем когда-либо. Фанатики тоже чувствовали исходящую от них угрозу, а потому старались не приближаться и держались вместе, гуртом. Общинные замахали руками, с благоговением приветствуя своего лидера, расступаясь перед ним и провожая восхищенными взглядами.

Аластор Доу, унаследовавший место почившего главы, ничем не напоминал своего отца и тот образ аскета, что раньше олицетворял Общину. Вместо бледно-серой кожи – южная смуглость, вместо гордой неторопливости – уверенный, чеканный шаг, вместо скромной робы – вычурный камзол с серебряной вышивкой.

Доу даже не одарил встречающих взглядом и стремительно прошествовал сквозь живой коридор, направляясь прямиком к пленникам. Флори застыла в смятении, когда он остановился перед ней. Она попыталась убедить себя не бояться, но колючие мурашки разошлись по телу, стоило Доу подойти. Он долго ощупывал ее взглядом, и эти мгновения «знакомства» показались бесконечными. Но вот его тонкие губы дрогнули, и он резко выпрямился.

– Освободите палатку у кромки Зыбня, чтобы никто нам не помешал, – отчеканил Доу. Приказ, брошенный в толпу, вызвал переполох. Каждый счел своим долгом услужить ему. – Пленников приведите ко мне и не беспокойте, пока я сам не позову.

– Эй, – окликнул его один из удильщиков, невысокий и широкий, как бочка. – Мы так не договаривались. Забирай пацана, если хочешь, а девка наша. Она должна расплатиться за вранье. Если Ллойд вернется из города без ничего…

– Если он вернется с пустыми руками, то и награды не получит.

Доу позволил себе улыбку – фальшивую, восковую.

Удильщики не нашли что возразить и довольствовались тем, что ненавистными взглядами проводили его, а фанатики поспешили выполнять указания.

Флори, объятая ужасом, не могла даже сопротивляться, хотя слышала отчаянные возгласы Деса. Его брань и проклятия лишь сотрясали воздух. Фанатики безостановочно бормотали молитвы, словно ограждаясь своей верой от уродливой действительности, в которой участвовали.

Палатка для лидера разительно отличалась от матерчатых конструкций, где ютились остальные. Она оказалась намного выше – так, что можно было вытянуться в полный рост. Доу ждал у входа, явно нервничая от нетерпения. Мальчишка-конюх, вызвавшийся вести Флори, заискивающе проговорил:

– Извините, что не позаботились об этом раньше, мы не ждали вас так скоро.

– А я и не собираюсь соответствовать вашим ожиданиям.

– Простите, ваше святейшество. – В приступе благоговения мальчишка потянулся, чтобы поцеловать руку Доу, но тот резко отдернул ее, словно обжегся. Фанатик виновато склонил голову и залепетал: – Простите, что вмешиваюсь в ваши дела, но здесь сам Хранитель велит мне напомнить. Пока светлая ночь Дево не наступила, прелюбодействовать нельзя. И если ваша… охрана пренебрегает этим, то уж вы-то…

Лицо Доу окаменело, в глазах вспыхнул металлический блеск.

– Прочь!

Повторять дважды ему не пришлось. Мальчишка тут же выскользнул из палатки, а эхо возгласа еще несколько мгновений висело в напряженном, как после громового раската, воздухе.

От накатившей волны страха Флори не могла ни пошевелиться, ни закричать. Казалось, язык распух и прилип к нёбу. Зато Дес принялся болтать как трещотка, точно хотел поскорее выдать все имеющиеся у него доводы:

– У меня предложение. – Истеричный вздох. – Давайте решим вопрос как серьезные люди. – Кривая улыбка в надежде на снисхождение. – Мой отец – богатый человек. Он заплатит за нас обоих. Сколько стоят живые и невредимые пленники, ваше святейшество?

На лице Доу появилась странная гримаса – что-то среднее между надменностью и удовольствием. Ледяной озноб прошиб до костей, когда стало очевидным, что он на подобные условия не согласится. Деньги его не интересовали.

– Твой отец за тебя и четвертины не заплатит. – Доу усмехнулся. – Во всяком случае, пока ты не вернул ему прошлую тысячу.

Дес оторопел.

– Ах вот оно что… – протянул он с глуповатой улыбкой на лице. – Ты знаком с моим отцом, да?

Доу его уже не слушал. Все его внимание было сосредоточено