ӧссеан. Если вдруг будет опасность, что за тобой придет банда ӧссенских ассасинов, намного удобнее быть официальным гостем Земли и иметь в запасе авторитет земных властей, чем пытаться самостоятельно поразить их в ментальной битве в здешней прачечной! И с медиантами так же; их интерес, конечно, может привлечь к тебе и нежелательное внимание, но в то же время оказывает защиту. Ӧссеанам будет тяжелее открыто предпринимать что-либо против известной личности, чем просто прийти и уничтожить неизвестного бездомного где-то в подвале. Не отрицаю, что в целом незначительность гарантирует бо́льшую безопасность, чем популярность, – однако ты уже никого не убедишь, что ты незначителен, и уж тем более не ӧссенских глееваринов. Посмотри на это иначе, Аш~шад! Нельзя даже допускать, что вы станете противниками. Ты говоришь, их много. Если ты и правда начнешь гоняться здесь за ними между мусорными баками, вместо того чтобы раз и навсегда нейтрализовать их политическими средствами, то ты так и будешь прятаться за этой мицелиальной завесой до конца жизни.

Аш~шад молча смотрел на Лукаса.

– Тяжело не допускать, что они – мои противники, когда один из них пытался меня убить.

– Но зӱрёгал – не один из них! – Лукас всплеснул руками. – Зӱрёгала на Землю прислал ӧссенский верховный жрец Парлӱксӧэль. Лично я его не знаю, но, судя по всему, он прагматик. Не то что он не верит в Аккӱтликса – на Ӧссе не бывает неверующих; но у него свои интересы, и он, без всяких сомнений, их продавливает. Местная верховная жрица поступок зӱрёгала публично осудила, как я и надеялся. Ее сильно возмутило, что Парлӱксӧэль вмешался в ее полномочия. Потому вообще нельзя утверждать, что Маёвёнё – твоя противница. У вас даже один общий враг на Ӧссе.

– То есть ты думаешь, что мне стоит с ней переговорить, – сказал Аш~шад.

Лукас едва удержался, чтобы не закатить глаза. Нет, так он не думал.

– Может быть, позже, – допустил он без воодушевления. – Мне не кажется, что будет разумным завтра утром собраться, прийти в ее дворец и без обиняков выложить ей все мелочи. Сразу подчеркну, что я с официальными переговорами с Маёвёнё помочь тебе не могу. Я ей не нравлюсь. Это такая давняя антипатия – с тобой никак не связанная; но я в любом случае не собираюсь даже приближаться к ее дворцу, уж тем более снова туда врываться и приводить тебя. – Лукас замялся. – Мне вот пришло в голову, что есть такая возможность… как-то ненавязчиво намекнуть ей, сколько у вас всего общего. Эта старая дама – глубоко верующая. Она ненавидит еретиков. Когда она сама поймет, что Парлӱксӧэль покушается на твою жизнь и что спасти твою жизнь, безусловно, необходимо в интересах Церкви Аккӱтликса – например, для того, чтобы ты мог распространять славу Аккӱтликса на Фомальхиве, – может выйти так, что ее глееварины еще сами захотят тебя защищать.

– Но я не хочу распространять славу ее бога на Фомальхиве.

– Это лишь пример, – поспешно заверил его Лукас. – Так далеко дело не зайдет.

Аш~шад задумчиво смотрел на него.

– Ну, ладно. Не стану притворяться, что не понимаю тебя – и что меня это оскорбляет, – наконец сказал он. – Ӧссеане выбора не дают. – Фомальхиванин замялся. – Лукас… эта Маёвёнё была однажды у вас дома, ты знал? В кабинете твоего отца.

Лукас пожал плечами.

– Вполне возможно. К нам постоянно приходило множество ӧссеан.

– Ты не понимаешь, какой момент я имею в виду? – серьезно спросил Аш~шад.

Он ненадолго встретился глазами с Лукасом.

– Нет. Ты и правда понятия не имеешь.

В голосе фомальхиванина было что-то, отчего у Лукаса пошли по коже мурашки. Он невольно представил, как Аш~шад два часа лежит в его старой комнате и прочесывает протонацию дома слой за слоем. Все моменты. Все порывы чувств. Весь этот ӧссенский ад, который видели те стены. Но это еще можно было проглотить; ведь чем, собственно, такое вынюхивание отличается от бесцеремонного любопытства толпы ӧссеан, которые духовно воспаряют от взгляда на бойню на алтаре? Лукаса скорее беспокоило, что Аш~шад о его семейном прошлом, вполне возможно, собрал больше информации, чем он сам. Кто знает, какие давно забытые пакты старого профессора он вытащил из могилы?

Лукас мельком вспомнил о письме. Но это было совсем не навязчивое искушение.

– Ты не спросишь, – констатировал Аш~шад после недолгой тишины. – Ни о чем. Вот он, человеческий характер! Ты обманываешь сам себя с удивительной изобретательностью, Лукас.

– Нет нужды…

– Ну, конечно, у тебя ее никогда нет. Ты искренне веришь в собственную неуязвимость. Никогда в жизни не признáешься, что есть вещи, которых ты боишься. Однако, как только речь заходит о твоем отце, смелость тебя покидает.

Лукас скептически наблюдал за ним.

– Вот это сюрприз, – проронил он. – Я тебе скажу кое-что, Аш~шад. Вещей, которых я боюсь, у меня целый список, но на первом месте – благожелательная, показная психологическая риторика. Вот она мне сильно действует на нервы. Если, кроме перечисления всех моих отвратительных черт, ты еще и собираешься мне указывать, что я должен вытаскивать на свет травмы из детства и разбираться со своим отношением к отцу, то я лучше пойду.

– В твоем отношении к отцу разбираться нечего, – насмешливо сказал Аш~шад. – С ним все ясно. Удобная, комфортная ненависть, четко обозначенный враг, никаких сомнений. Тебе даже не придет в голову, что ты мог бы быть ему за что-то благодарен. Ну и? Это не мои проблемы. Как-нибудь доживешь жизнь без драм.

Лукас замер. Он приготовился яростно биться за право на личную жизнь, но его, очевидно, никто и не отрицал. Аш~шад просто пожал плечами и закрыл глаза… как и Ёлтаӱл, которая демонстративно повернулась спиной, когда он положил на прилавок деньги. Не вечно же людям навязывать свое мнение.

Однако думал он о другом – о последней фразе. «Как-нибудь доживешь?!.» Только теперь Лукас допустил мысль о том, что Аш~шад, вполне возможно, знает не только о его прошлом.

«Да, а как насчет этого? – крутилось в его голове. – Это-то до тебя не дойдет даже в виде намека, Аш~шад? Я, в одиночестве… потный… корчащийся на полу… зубы стискивают подушку… слезы… царапины до крови… и звуки…»

Лукас в ужасе остановил этот поток мыслей. «Нет, нет, ради бога, не отвечай на это!» У него было страшное чувство, что его голова для фомальхиванина открыта и в свободном доступе, словно кастрюля без крышки; и он вдруг больше не мог сидеть в полуметре от него и постоянно ожидать, что еще, помимо вареных овощей, макарон или потрохов, фомальхиванин достанет половником. Лукас поднялся, сунул