Шрифт:
Закладка:
– Пойду осмотрюсь. Как раз протестирую, как это работает. Не уходи отсюда, Лукас. Поспи немного.
Аш~шад накинул черную куртку, а на голову повязал темный платок. Миниатюрный компьютер, на котором была программа, отсоединил от дисплея и сунул в карман. Взял себе кусок остывшей пиццы, которую они заказали сюда сто лет назад, еще одну горстку конфет из пакетика и ушел.
Лукас устало растянулся на матрасе, который занимал половину этой микроскопической комнаты. Было два часа ночи, что давало моральное право немного отдохнуть. Однако он сомневался, что сможет здесь спокойно спать. Спустя множество часов, проведенных в пристанище Аш~шада, он почти не чувствовал вони плесени от мицелиальной завесы; но клаустрофобное чувство тоски его не отпускало. Едва он погасил свет – почувствовал себя как в гробу. Ему было хуже, чем в отцовской темнице миллион лет назад, более одиноко, чем когда-либо и где-либо. Чем больше его глаза привыкали к темноте, тем яснее он видел, как завеса на стенах мерцает, фосфоресцирует: сотни тысяч микроскопических организмов, мириады спор; плазмодий в движении. Слои самой Ӧссе отрезали его от Вселенной. Голоса и Звезды его тайного «я» были бесконечно далеки.
Лукас проваливался в беспокойный сон и снова выныривал на поверхность бодрствования. Просыпался несколько раз, и при этом нетлог показывал не больше пяти часов утра. Он начинал нервничать. Неясное чувство, что все снова ускользает у него из рук.
Как он мог это допустить?!
Ситуация с клиникой приняла совсем другой оборот, чем раньше. Абсурд! Когда вчера Аш~шад признавался ему в страсти к науке, Лукас про себя определил это как проявление безвредного безумия, с которым необязательно что-то делать. Если Аш~шад так мечтает проводить эксперименты и дружить с Союзом психотроников, пусть развлекается на здоровье. Лукас был готов устроить ему встречу, но сам собирался найти отговорку и в клинику не идти. Но тот факт, что у Аш~шада на хвосте висели ӧссеане, все кардинально менял. Если существует реальная возможность, что они в любом случае атакуют, разумно было бы спровоцировать их намеренно вместо того, чтобы терпеливо ждать, пока они сами выберут подходящий момент. И Лукас в таких обстоятельствах Аш~шада оставить не мог.
Фомальхиванин утверждал, что справится с нападающими. Что не хочет привлекать армейцев, потому что ӧссеан это только предостережет. Конечно, это так. Со всех рациональных точек зрения. Это была ловушка, в которой Лукас не мог найти изъяна. Но теперь, когда Аш~шад ушел и его непоколебимая уверенность не освещает всю комнату, сомнения усилились до невыносимого. Все инстинкты Лукаса обострились.
«Что делать? Как еще себя обезопасить?» Он мысленно прокручивал списки своих друзей и знакомых и размышлял, нет ли среди них профессионального военного, мясника, чемпиона по метанию молота или ниндзя, которого бы он даже против воли Аш~шада тайно позвал в последний момент.
Хоть профессионального снайпера с собой и не взять… как минимум он может вооружиться сам.
Лукас вскочил на ноги. Включать свет не пришлось: его глаза уже настолько привыкли к темноте, что для ориентации вполне хватало синеватого сияния стен. Он видел темные очертания сумки, которая висела у Аш~шада на трубе под потолком. Он знал, что внутри были дешевые шоколадные конфеты, шоколадное печенье и прочие мерзости, но, сидя за компьютером, он заметил кое-что еще: рукоятку фомальхивского кинжала, спрятанного в крепких кожаных ножнах. Лукас протянул руку и снял сумку.
Насколько нагло брать в руки чужой нож? Когда Аш~шад ночевал в его квартире, то совершенно не стеснялся воспользоваться любым предметом в хозяйстве. И ножи он брал из ящика со столовыми приборами, когда они вместе завтракали. Однако сейчас Лукасу припомнились всевозможные приключенческие сюжеты, в которых выступали холерики – владельцы холодного оружия. В культурах, где убивают при встрече, оружие – это нечто интимное. У мечей есть имена, а если кто-то коснется жирным пальцем катаны, самурай разозлится куда сильнее, чем хозяйка, у которой заляпали бокалы. Оскорбление чести и пятна смываются не моющим средством, а кровью. Лукас весьма натуралистично представил, как яростный Аш~шад перерезает ему горло.
Но затем он посмеялся над собой. Ведь Аш~шад никогда не проявлял уважения к своему кинжалу. По дороге на Землю он даже не доставал его – и сейчас хранит забытым в сумке. Если бы он был дорог фомальхиванину, тот бы с ним не расставался; однако он не только не взял его с собой, когда они пошли в город, но не взял его даже сейчас на свой ночной обход, когда на то были причины. Лукас примерился, как рукоять ляжет в его руку. И вытащил кинжал из ножен.
Странно. Ему казалось, что лезвие сияет куда сильнее, чем если бы просто отражало свечение грибов на стенах. Клинок сверкал перед его глазами синим огнем, будто и в металле протянулись мицелиальные волокна. Лукас подумал, что кинжал тоже живой, и осторожно прижал его к тыльной стороне руки, чтобы, не оставляя отпечатков пальцев, выяснить, холодный ли он. Но это был металл. Лишь металл.
Лукас почувствовал, как его руки тяжелеют.
– Я с тобой. Я тебя слышу, – шептал в его голове чужой, будто стеклянный голос. – Не забывай обо мне! Никогда не забывай.
Лукас задержал дыхание. В нем разлилось желание, бурлящая вода, ледяная ртуть: прижать сильнее, порезать руку, снять кожу и плоть; обнажить ткани… позволить этому призрачному свету проникнуть внутрь, пропитать кости…
Лукас вдруг увидел Аш~шада. Видел в комнате, похожей на эту, на Д-альфе, в ситуации, о которой лишь слышал. Воображение нарисовало ее неожиданно точно. Аш~шад сидит на полу, один, с кинжалом на коленях. Закатывает рукав до локтя. Опирается рукой на колено. Выбирает место. Делает один надрез, второй, третий, медленно и невозмутимо, глубоко. Оставляет лезвие в ране. Позволяет крови течь.
По свидетельству д-альфийки Рут, подобным дикарским способом фомальхиванин воздавал дань уважения трем мужчинам из купола, которых якобы убил в схватке. Однако Лукас вдруг почувствовал, что на хвосте Аш~шада могут висеть совсем другие силы; другие голоса, шепчущие в ночи, упрекающие, назойливые. Бесконечные литании, которые он пытается заглушить… стихии, которые он пытается задобрить… как угодно, чем угодно, в том числе и своей кровью.
Лукаса передернуло. «Рё Аккӱтликс, я