Шрифт:
Закладка:
В остальных двух отделениях своего труда: «История церкви первых трех веков Баур рассматривает христианство с одной стороны как могучую силу, противопоставившую себя язычеству, с другой тоже христианство как нравственный принцип, имевший целью возродить человечество. Здесь Баур не ведет христианство чрез те перипетии противоположностей, как это было с христианством, которое он рассматривает со сторон, уже изложенных нами. Здесь пред нами просто яркие картины из жизни христианства того времени, а не остроумные изыскания о судьбах христианства, с какими (изысканиями) мы имели дело доселе. Поэтому, метод изложения истории в этих отделениях Баурова труда не представляет особенного научного интереса.
Покончив обзор церковной истории Баура первых трех веков, мы бросим теперь возможно краткий взгляд на его историю дальнейших трех веков от IV до VII века. Говорим: краткий взгляд, потому что с. основными научными началами Баура мы уже довольно познакомились из сказанного прежде.
Ход развития истории церкви от IV до VII века Баур опять понимает под формой борьбы противоположностей, из которой, однако же, всегда возникает новое и притом большею частью высшее единство. Об этом ясно заявляют уже первыя строки второго тома его истории, который мы теперь обозреваем. Баур говорит: «первый период христианской церкви с переходом Константина в христианство достиг своего определенного заключения; христианство пришло к своей цели, к которой оно стремилось в продолжение первых трех веков, оно воссело на императорский трон римского государства и взяло в свои руки бразды власти над миром; христианство и язычество теперь поменялись своими ролями; мир разом получил христианскую наружность настолько же, насколько еще недавно он носил на себе окраску язычества. Но это было однако же только· внешнее утверждение христианства; для более внимательного наблюдения открывается, что под этим внешним явлением лежало зерно, имеющих вновь развиться, противоположностей»[505].
Какие же это противоположности, как возникают они, и к чему приводят? Ответы на эти вопросы дадут нам видеть в каком роде свой исторический метод прилагает Баур к IV, V, VI векам церкви, столь знаменитым в церковной истории.
Первая противоположность, на какую указывает Баур в истории IV, V, VI веков, это противоположность христианства и язычества. Язычество, хотя и уступило христианству императорский трон, однако же (оно) оставалось еще серьезною силою, живы еще были языческие идеи, языческие религиозные представления. Царствование Юлиана показало, что язычество, как сумма идей и воззрений, далеко еще не было в конец низвергнутым. Христианство и язычество оставались не примирёнными, как два чуждых друг другу мира. Такая противоположность рождала для церкви, по Бауру, потребность примирения. Сам Баур об этом рассуждает: чтобы одолеть в конец врага, когда он имеет некоторое действительное значение, нужно уступить ему хотя некоторые права на бытие. Это-то, по нему, и сделала церковь рассматриваемого времени. В продолжение эпохи IV и V века она вступила в известные связи с миром классическо-языческим. Такое сближение он находит в сочинениях известного Синезия Киринейского, епископа из неоплатоников, и в особенности в сочинениях Псевдодионисия Ареопагита. В практике такое сближение, по Бауру, выразилось в том, что в церкви стали почитать языческих богов, хотя и под другим именем и в другой форме, именно под именем и формою ангелов; демонический культ язычников — демонами у язычников назывались низшие боги или добрые гении — перешел в христианстве в аналогический с ним культ святых[506]. Таким образом из двух противоположностей христианства и язычества образовалось одно мировоззрение, но оно конечно мало соответствовало чистой идее христианства, отчего возникли новые виды борьбы, которые в конце привели к реформации…
Еще более интересные формы противоположностей в том же роде Баур указывает в истории христианской догмы данного времени. Обращая свое внимание на эту эпоху столь богатую, как никакая другая, догматическими спорами и движениями, Баур находит, что христианская догма порождает из себя многие «противоположности». Это зависело от того, что догма сама по себе обладала неистощимым стремлением к наибольшему и наибольшему определению. Как скоро хотели определить и выяснить известную догматическую истину, непременно являлись противоположные воззрения, потому что богатство содержания догмы позволяло неодинаковые, а разнообразные решения вопроса[507]. Представим примеры из истории Баура в указанном роде. Баур говорит: «такие имена, как имена Ария и Афанасия, Нестория и Кирилла, Пелагия и Августина, обозначают противоположности, относящиеся до различных сторон христианской догмы». Собор Никейский «осудил арианство, но не подавил его, так что после этого собора арианство вступает в собственную стадию своего развития»[508]. В это время с наибольшею ясностью выразились отличия учения арианского и антиарианского. Арианство и Никейская догма, Арий и Афанасий представляли собой две противоположности в учении веры. Афанасий утверждал, что Христос есть Сын Божий, равного существа с Отцом, и тем самым доказывал, что чрез Христа, как Искупителя, род человеческий стал в самые близкие отношения к Божеству, к Отцу, напротив Арий и ариане утверждали, что Сын Божий тварь, и тем, разлучая Сына от Отца, разлучали человека от Бога, потому что искупительное посредничество Христа, как твари, не могло уничтожить той бездны, которая разделяет человека, как существо конечное, от Бога, как существа бесконечного. «Между тем, как по Афанасию, христианство есть религия единения Бога и человека, по Арию, сущность христианского откровения состоит только в том, что человек пришел к сознанию, что он как и все конечное, находится в состоянии отторжения по отношению к абсолютной сущности Божества». По Афанасию, христианство имеет живейший интерес для человека, поскольку христианство облагодатствовало род человеческий, поскольку оно приводит человека к реальной истине — спасению, для ариан же, при их рационалистической точке зрения, существо христианства сводилось к чисто теоретическому познанию. «Арианство — враг всего мистического, трансцендентного, всего, что не подлежит диалектическому определению и не сводится к определенным понятиям». По Афанасию, Христос снял с человека осуждение, наложенное на него Богом и искупил его грех, напротив, по воззрению Ария, задача дела Христова состояла в том, что чрез Него лишь открыта для человека воля Божия. «Отсюда видно, замечает Баур, какое важное значение имеет спор арианский, хотя, по-видимому, все дело здесь сводилось к вопросу о том, какое понятие иметь о Сыне Божием». Этот вопрос был лишь конкретной формой, под которой подразумевался более общий вопрос: в чем состоит дело Христа, в чем состоит
