Шрифт:
Закладка:
К вечеру толпа поредела, и дали и нам возможность отдохнуть. Во время скачки одна партия скачущих направила своих лошадей слишком близко к нашей коновязи. Гулям и двое из казаков до того растерялись от вида этой мчащейся конной массы, что хотели стрелять, забыв о моем здесь же присутствии. Конные проскакали мимо, а я отчаянно выругал казаков перед всем конвоем за такое проявление слабодушия.
Вечером ко мне в кибитку пришел один из влиятельнейших старшин и сообщил следующее:
– Мы получили подробные сведения о том, что персидские власти умышленно распускают слухи о том, что будто бы вы, русские, будете брать своих туркмен в солдаты и казаки, взимать со всех особую подать по 1 верблюду с каждых 5 и по 1 барану с каждых 50. Кроме того, с каждой свадьбы по 30 рублей. Забрали бы будто в кочевьях мальчиков для того, чтобы в будущем обратить их в христианство. По причине этих слухов откочевали вглубь Персии многие таифе, особенно из ак-атабаев. Эти последние вполне подчинились влиянию Мусса-хана (дезертир прапорщик милиции из Туркменского дивизиона); часть их теперь проживает на персидской границе и платит подати астрабадскому губернатору. Однако, Мусса-хан сам не доверяет теперь этим слухам и прислал письмо ко мне, Таджи-хану, просить совета, что ему делать.
Высказав мне это все, Таджи-хан спросил меня: «Правда ли это?»
Решительно опровергнув эти слухи, я растолковал ему всю их глупость, так как ничего подобного мы с нашими туркменами не делали, и если они поступают на службу, то добровольно и в свою особую туркменскую часть «Туркменский конный дивизион», где одни туркмены, а начальники частью из туркмен, а частью из русских подданных кавказских горцев, и старшие начальники чисто русские и ученые, чтобы и туркмен выучить военному делу.
– Это все говорил ты, баяр, правду: мы и это знаем, но скажи сам это народу нашему, а то нас плохо слушают и начинают верить персиянам.
Я отвечал, что про нехорошие слухи о русских и мы уже осведомлены.
– На то я и приехал, чтобы вы от меня как представителя власти Ак-Падишаха услышали правду. Распорядись завтра утром, когда солнце уже совсем взойдет, собрать «гурун» (народное собрание) из всех, какие близко в вам таифе: я буду говорить народу и дам объяснение на все недоуменные вопросы, которые вы мне задаете. А сейчас пора отдохнуть, а мне и вам надо еще распорядиться.
Эта моя твердая отповедь произвела соответственное впечатление. Невзирая на ночь, ко всем таифе помчались гонцы с призывом на гурун завтра к восходу солнца. Нас пока оставили в покое.
Утром 26/XI 91 г. мы поднялись очень рано. К утреннему чаю явился проведать меня Таджи-хан и сообщил, что до полудня гурун соберется, и надо обождать всех влиятельных людей, чтобы не обиделись. Я это вполне одобрил и просил сообщить верные сведения, какие он сам знает, о всех таифе юмудов…
Пока я спрашивал и записывал, время шло. Явились, наконец, с извещением, что гурун собрался. Я одел сюртук при соответствующем приборе (серебряный шарф, шашка, аксельбанты, погоны, старшие ордена). В сопровождении 4-х казаков и 2-х джигитов-туркмен и переводчика Каракозова мы отправились на открытое место за кочевьем, где собрался «гурун» – большой круг в несколько линий людей, а в середине – старшины. При моем подходе все встали, а на мое приветствие: «Аман» Салям алейкюм!» оживленно загудела толпа: «Алейкюму салям» Хош гельды! Хош гельды!»
Став в середине круга, я через переводчика сказал следующее:
– До ушей Ак-Падишаха дошли известия, что у вас неспокойно: были случаи ограбления мирных русских подданных, приходивших к вам для торговли. Теперь между вами пошли злые слухи, что мы, русские, насильно хотели обратить вас в солдаты, забрать ваших мальчиков в школы, чтобы сделать их христианами, наложить огромную подать, отбирать пятого верблюда и 50-го барана и др. слухи. Мы знаем, откуда это идет. И вот я для того и явился сюда как представитель Ак-Падишаха, чтобы из моих уст ваши уши слышали, что все эти слухи наглая ложь. Вот стоят перед вами два джигита мои, такие же туркмены, как и вы: они служат у нас в милиции. Спросите их, как они пошли на службу: силою мы их взяли, или они шли добровольно?
Милиционеры громко объявили, что вполне добровольно,[служат] на жалованье, и своей службой у русских они довольны. Я продолжал:
– Спросите же их и о том, берем ли мы хотя медную копейку какой-либо подати, кроме назначенной Ак-падишахом по самой легкой раскладке? Спросите их, таифе, где и когда мы брали в школы мальчиков от родителей, чтобы обратить их в христианство?
На эти вопросы, задаваемые из толпы, джигиты отвечали твердо и отрицательно. Тогда, возвысив голос, я заявил:
– Знайте же раз навсегда, что ничего этого не было и не верьте больше никаким злым слухам. Но вот, что справедливо, это то, что делают ваши аломанщики: переходят на нашу сторону, нападают на безоружных русских подданных, захватывают их в плен для выкупа; грабят русских подданных, приходящих мирно в ваши кочевья для торговли. Вот я знаю, что захвачены вами 3 русскоподданных, и они здесь в цепях для выкупа.
На это отозвались из толпы голоса, что это не русскопод-данные. Тогда я решительно потребовал доставить сюда в гурун всех пленников, захваченных во время аломанов. Раздался ропот, но старшины поторопились все-таки привести 7 человек в цепях. Я опросил через переводчика пленных: оказалось 4 перса и три туркмена. Персы не были русскоподданными, но туркмены на мой вопрос молчали, очевидно, запуганные угрозами. Когда же я заверил их, что в обиду их не дам, то они признались, что принадлежат к части ак-атабаев, кочующих у нашей железной дороги, и что были захвачены племенем Бегельня в то время, когда перешли русскую границу для покупки пшеницы на персидской стороне. Я потребовал, чтобы кто-либо подтвердил справедливость этого показания во имя Аллаха. Наши джигиты и некоторые из собравшихся на гурун отвечали, что это правда.
– Как же вы смели захватить
