мне шансов — взял штурмом, обаянием, умением просто быть мужчиной всегда и везде, а не только на публику, как это часто делал Марат. Лекс на сцене сейчас — тот же тридцатилетний дерзкий мужик с горящими глазами, который видел цель и отказывался видеть препятствия, не тормозил и просто не умел сдаваться.

Этот Лекс никогда не высмеивал мои опоздания, если вдруг я в последний момент не нравилась себе в зеркале и решала полностью переделать макияж или сменить одежду. Он точно никогда не стал бы тыкать мне в лицо секундомер или зло высмеивать абсолютно все, что я делаю. А еще он не набрасывался на меня, словно я девица легкого поведения.

Да ну его всего!

Я снова тянусь за салфеткой, но не успев донести ее до носа, замечаю устремленный прямо на меня взгляд Лекса. Он как раз говорит о том, что иногда цели, которых мы достигаем, приходится «отложить на потом», а иногда они «утекают как песок сквозь пальцы», и с этим ничего нельзя поделать, но самое главное — никогда нельзя сдаваться и опускать руки.

Хотела бы я думать, что это он обо мне, но куда там — скорее всего намекает на свой драгоценный «Гринтек», потерю которого никогда мне не простит.

Когда Лекс заканчивает выступление, его, в отличие от предыдущего оратора, провожают громкими овациями. Но и тогда он не спешит занять место рядом со мной. Наоборот — присаживается в первый ряд к эффектной блондинке лет тридцати, которая хлопала так громко, что чуть не растеряла свои накладные ногти. И стоит Лексу оказаться рядом — тут же кладет ладонь ему на плечо, наклоняется ближе и что-то шепчет, чуть не проглатывая его несчастное ухо.

Ну какова стерва!

От злости комкаю листок, только в последнюю секунду понимая, что это мои драгоценные заметки. От греха подальше прячу его в сумку и пытаюсь сосредоточиться на следующей спикере — это та самая девица, которую я прогнала всего одной язвительной шуткой. Она читает с листочка, а чтобы публика не начала зевать, периодически вставляет совершенно плоские шутки.

Но как бы я ни пыталась слушать ее гундеж (кто-нибудь, скажите этой девице, что ее выступление можно использовать вместо пытки), взгляд постоянно соскальзывает на Лекса и его соседку. Теперь уже он что-то воодушевленно шепчет ей на ухо, а она даже дергает плечами, как будто смеется. И через минуту парочка снова меняется местами.

Хорошо, что я набрала этих буклетов впрок. И одним можно вполне пожертвовать. Беру тот, что отпечатан на светлом фоне, складываю из него самолетик и пишу маркером на внутренней части крыла: «Зрители с задних рядов интересуются, надолго ли это «кино для взрослых» и можно ли еще успеть сгонять за попкорном». Пририсовываю в конце зевающую рожицу и, хорошенько прицелившись, отправляю самолетик прямо в затылок Лекса. Хорошо, что успеваю прикусить губу, когда мое бумажное послание приземляется точно в цель — как раз ему на плечо. И прежде чем он поймет что к чему, делаю каменное лицо, как будто ничто в мире не интересует меня больше, чем не смешные шутки девицы за трибуной.

Когда через минуту мой телефон вибрирует от входящего сообщения, я знаю, что это Лекс. Но все равно не смотрю на него, а продолжаю конспектировать, как будто это и правда самая увлекательная вещь на свете. И как бы не раздирало любопытство посмотреть, что он написал — даже не тянусь за телефоном.

Делаю это только во время первого перерыва, примерно через три часа после начала конференции.

«Ха! Ха! Ха!» — написано там.

И это все?! Ради этого я подвергала себя самоистязанию терпением?

Я собираюсь приколотить его взглядом к тому стулу, на котором он ворковал с блондиночкой, но их уже и след простыл. И даже придирчивый осмотр зала не дает результатов — эти двое как сквозь землю провалились. А может, уже договорились до продолжения знакомства за бокалом вина? Да у меня от злости вот-вот начнется изжога!

Да где этот Лекс вообще взялся на мою голову?!

Глава пятидесятая: Лекс

— Может, сбежим с этого скучного мероприятия и выпьем чего-нибудь более приятного, чем это? — Моя собеседница выразительно болтает у меня перед носом бутылкой с минеральной водой. — Мне кажется, мы оба приехали сюда не для того, чтобы своей успешностью добавить веса этому перфомансу с претензией на серьезность.

Я буквально из последних сил выцеживаю вежливую улыбку, потому что от заинтересованного кривляния уже натурально болит челюсть. Целый час приходилось делать вид, что меня в жизни ничего так не интересует, как декольте этой блондинки, хоть все, что нужно знать о моем «жгучем интересе» — это то, что я даже толком не понимаю какого размера ее бюст, потому что ни разу намеренно туда не смотрел.

— Боюсь, ничего не выйдет, Наталья, — намеренно выбираю официальную форму ее имени. — Я уже подписался на участие в продолжении этого не смешного цирка.

— Да? И это никак нельзя отменить, сославшись на головную боль?

Пока она разворачивает программку, пытаясь понять, на что именно я собираюсь променять ее роскошное предложение, я скороговоркой ссылаюсь на то, что вдруг вспомнил, что уже десять минут назад должен был быть в другом месте и буквально с позором сбегаю из ее паутины.

Успеваю завернуть за угол, а оттуда — по лестнице на небольшое возвышение, откуда весь зал открывается как на ладони. Здесь тоже стоит столик с разными угощениями и несколько кресел, как будто организаторы точно знали, что парочка посетителей приедет исключительно чтобы поглазеть на паноптикум «новичком» с высоты птичьего полета. Хотя во всем зале меня интересует только одна фигура, и к бизнесу она не имеет никакого отношения.

Вика.

Ее невозможно не заметить, потому что несмотря на довольно скромный (даже по ее личным, весьма далеким от классического понимания этого слова, меркам) наряд, рыжая голова Вики сразу привлекает внимание в бесцветной толпе. Она похожа на спичку в черно-белом кино. Я беру оставленный на столике сок в бутылке запиваю им приторную болтовню блондинки, но ни на минуту не спускаю глаз с Вики. Осматриваю пространство вокруг нее, удивляясь, как это к ней до сих пор не подсело какое-то тело с членом — кажется, ни один ее выход за пределы закрытого помещения не проходит без слетающихся со всех округ желающих «опылить» этот цветочек.

— Блядь, Лекс, ты снова говоришь о ней метафорами, — ворчу себе под нос.

И мгновенно, затылком