– Я в порядке, – отвечаю я, пытаясь улыбнуться – но у меня не получается даже отдаленно.

– Ей гораздо хуже, чем я думал. Неудивительно, что Юэн был на нервах. Он, наверное, уже до смерти перепугался, что она скажет правду, разоблачит всю их гребаную ложь… – Уилл качает головой. Смотрит на меня умоляющим взглядом. – Она по-своему пыталась защитить меня.

– Я знаю.

– Мне чертовски жаль, Мэгги.

И на этот раз он касается моего лица. Пальцы у него теплые. Когда Уилл придвигается ближе, он – все, что я могу видеть, обонять и осязать. И мне приходится отступить. Мне приходится отступить так быстро и далеко, что я снова оказываюсь в узком коридоре и крепко держусь за раму кухонной двери.

Страдание в глазах Уилла усиливается.

– Что случилось?

Я не знаю, что сказать. Как ответить. Как сказать ему, что Кора была права, защищая его. Что когда-то я была другим человеком. Когда-то я была Робертом Ридом. Когда-то я была Эндрю Макнилом. Его отцом. И поскольку я твердо решила взглянуть всему этому в лицо, противостоять этому – противостоять всему, от чего я хочу убежать, – от этого уже не спрятаться. Нельзя притворяться, будто ничего не изменилось. Делать вид, будто то, что есть между мной и Уиллом – эта связь, ничего похожего на которую я ни с кем другим никогда не испытывала, – осталась незамутненной. Если знать то, что я знаю – то, во что мне остается только верить, – эта связь всегда будет полна мути. Она будет неправильной. Я смотрю на Уилла, и любовь, которую я испытываю к нему, мучительна. Невозможна.

– Ты – Кейлум.

Он вздрагивает, отворачивается от меня, запускает пальцы в свои и без того растрепанные волосы. Голос у него яростный, но срывающийся от отчаяния.

– Они пришли вчера вечером, Чарли и Юэн. И рассказали мне все, что уже рассказали тебе. Что мама… и я… были из Абердина. Мы никогда не жили в Кенилуорте; мама никогда не знакомилась с Юэном в Глазго. Что мой отец… мой отец – Роберт Рид. – Его голос слегка дрожит, когда он опускает взгляд на стол, и я узнаю́ фотографию, которая стояла рядом с его кроватью: молодая Кора и темноволосый мужчина с глазами Уилла. – Это мамин брат, мой чертов дядя. Неудивительно, что он обделался, когда я появился на пороге его дома в Бэлеме. – Когда Уилл снова поворачивается ко мне, из него буквально хлещет гнев, и мне хочется спрятаться от его взгляда. – Все мне лгали. Всю мою жизнь. Мои первые воспоминания об этом острове – это Биг-Хуз, и всё. Больше я ничего не помню. Клянусь, я бы рассказал тебе, если б…

– Я знаю.

Он смотрит на меня.

– Ничего не изменилось. Я – Уилл, Мэгги. Я не был Кейлумом с тех пор, как мне исполнилось три года.

– Всё изменилось, – шепчу я.

Уилл подходит к двери, и я крепче сжимаю ее раму.

– Пожалуйста, не уходи. – Он говорит очень тихо. – Пожалуйста, не уходи.

А потом не просто прикасается ко мне – целует меня. Прижимает меня к себе так крепко, что моя грудь вспоминает, как она болит. И все это кажется неизменным, незапятнанным и таким правильным, что я не могу этого вынести. Я не могу это пережить.

– Нет. Уилл, остановись! – И паника в моем голосе заставляет его сразу же отпустить меня.

Я обхватываю себя руками. В горле першит, глаза щиплет. Я чувствую, как моя хрупкая защита начинает трещать. Боль, которая ждет за тонкими стенами и башнями, рвется наружу.

– Я не смогу этого сделать, если ты прикоснешься ко мне.

– Тогда не делай этого. Останься.

– Я не могу, Уилл. Я не могу.

– Тогда я уеду с тобой. Мы сможем построить жизнь вместе где-нибудь еще. В любом другом месте.

Я качаю головой еще до того, как он замолкает, потому что это звучит так заманчиво… Так реально…

– Это твой дом.

Улыбка у него горькая. В глазах стоят слезы.

– Неужели ты не понимаешь, Мэгги? Ты – мой дом.

И мне приходится собрать все оставшиеся силы, чтобы не подойти к нему, утешить его, утешить себя. Но я не подхожу. Поскольку знаю, что никогда не смогу сделать это – сказать это – снова.

– Я не жду, что ты поймешь. Но так будет правильно. Для нас обоих.

Потому что я предпочту, чтобы он ненавидел меня до конца наших дней, чем взвалю на него бремя понимания причин. То, что я знаю – то, что с трудом могу принять, – слишком свежо, слишком болезненно. Но это тоже никогда не изменится. Его отец; это слово проносится у меня в голове, как поезд по кольцевой линии. Неважно, что я этого не помню, неважно, что сейчас я люблю его только как Уилла, человека, с которым я думала провести остаток жизни. И даже не важно, что родственные души во всем мире, несомненно, когда-то тоже были друг для друга кем-то другим: братом, матерью, сыном. Это все равно остается правдой. И я никогда не смогу избавиться от этого знания.

Когда Уилл качает головой и пытается сократить оставшееся между нами пространство, я вскидываю руки.

– Мне нужно уйти. Это не мой дом. Это не моя жизнь. Мне нужно узнать, что такое – моя жизнь. И я могу сделать это только сама. Пожалуйста. – Я пытаюсь заставить себя сказать это так, как будто действительно имею это в виду. Пусть эти слова прозвучат так, словно я действительно этого хочу. – Пожалуйста. Просто отпусти меня.

И, возможно, Уилл видит что-то в моих глазах. Решимость, уверенность. Потому что он склоняет голову и закрывает глаза.

– Когда ты уезжаешь? – Торопливо проводит пальцами по своим щекам, и на них остается влага.

– Завтра.

Уилл вздрагивает. Но когда он наконец поднимает на меня глаза, то вовсе не выглядит подавленным.

– Останься здесь на ночь. – Все-таки подходит ко мне и привлекает меня к себе, его пальцы впиваются в мою кожу, а глаза темнеют. – Может быть, ты права и нам обоим нужно побыть порознь какое-то время. Может, мне тоже нужно понять, кто я такой. – Он наклоняется ко мне настолько близко, что я вижу размытые красные прожилки в его глазах. Берет мое лицо в ладони. – Но нам с тобой суждено быть вместе, Мэгги Маккей. И ничто из того, что ты говоришь, ничто из того,