– Этим занимается Всемирная организация по испытаниям оружия. Вот в ваше время существовала… э-э… Всемирная торговая организация…

– Войны столь же упорядоченны и планомерны, как и экономика?

– Война и есть экономика.

Посол посмотрел через окно машины на черный мир.

– Но, глядя в окна, трудно поверить, будто война – это всего лишь система уравнений.

Глава государства окинул посла тяжелым взглядом.

– Мы провели все расчеты, но не поверили их результатам.

– И поэтому начали войну в стиле вашего времени. «Настоящую» войну, – добавил генерал.

Правитель снова сменил тему:

– Сейчас мы направляемся в столицу, чтобы изучить проблемы, связанные с размораживанием иммигрантов.

– Отвезите нас назад, – сказал посол.

– Что?

– Отвезите нас назад. Вам совершенно ни к чему дополнительная нагрузка, да и время – это нельзя назвать подходящим для иммигрантов. Мы продвинемся немного дальше.

Летающий автомобиль вернулся к холодильнику № 1. Прежде чем проститься, глава правительства вручил послу книгу в прочной обложке.

– Хроника минувших 120 лет, – сказал он.

Затем чиновник ввел в зал мужчину 123 лет от роду, единственного, насколько было известно, человека этой эпохи, появившегося на свет до отбытия иммигрантов и сейчас настоявшего на встрече с послом.

– После вашего ухода так много всего произошло. Так много! – Старик достал два кубка того давнего времени и до краев наполнил их спиртным. – Мои родители тоже ушли вместе с вами, когда мне было три года. Они оставили мне эти чаши, чтобы я выпил с ними, когда они оттают. Но, увы, я их так и не увижу. И вы больше не увидите ни одного человека своего времени. Я последний.

Они выпили. Посол посмотрел в сухие глаза старика, и как раз в тот момент, когда он задавал себе вопрос, почему люди этой эпохи, кажется, разучились плакать, у старика выступили слезы. Он опустился на колени и сжал руки посла.

– Берегите себя, господин. «К западу от заставы Янгуань нет старых друзей»[43].

Прежде чем тело посла ощутило стремительное охлаждение в жидком гелии, его распадающемуся сознанию внезапно явился образ Хуа. Она стояла на палых осенних листьях, а потом листья почернели и вместо них появилась надгробная плита. Ее ли могила это была?

Во внешнем мире, недоступное для восприятия, падающей звездой неслось по небу Солнце, и скользило мимо время…

…120 лет… 130 лет… 150 лет… 180 лет… 200 лет… 250 лет… 300 лет… 350 лет… 400 лет… 500 лет… 600 лет.

– Почему вы не разбудили меня в положенное время и так надолго затянули перемещение? – спросил посол, с изумлением глядя на атомные часы.

– Передовая группа мобилизовывалась пять раз с интервалом в столетие и в одну эпоху даже провела десятилетие без сна, но будить вас мы не стали, потому что ни в одном из случаев иммиграция не была возможна. Таково было ваше собственное распоряжение, – напомнил капитан передовой группы. Посол наконец-то понял, что капитан выглядит заметно старше, чем при их предыдущем разговоре.

– Продолжаются войны?

– Нет. С войнами покончено навсегда. И хотя в течение первых трех столетий состояние природы продолжало ухудшаться, двести лет назад началось постепенное восстановление. Последние две эпохи отказывали иммигрантам, но эта согласилась их принять. Окончательное решение остается за вами и комиссией.

В вестибюле морозильной камеры никого не было. Когда гигантская дверь с тяжелым рокотом распахнулась, капитан прошептал послу:

– Приготовьтесь к тому, что перемены гораздо серьезнее, чем вы себе представляете.

Первые шаги, которые посол сделал в новую эпоху, сопровождались навязчивыми звуками, похожими на перезвон на ветру какой-то древней музыкальной подвески. Глубоко в хрустальной почве под ногами он увидел игру света и теней. Твердый на вид хрусталь ощущался под ногами мягким, как ковер, и каждый шаг вызывал этот перезвон колокольчиков, порождал концентрические цветные ореолы, расходящиеся от точки соприкосновения с поверхностью, как круги по спокойной воде. И такой вот, хрустальной, поверхность земли была повсюду, насколько хватал глаз.

– Этим материалом сплошь покрыта вся земля. Весь мир кажется искусственным, – сказал капитан и рассмеялся, увидев растерянное выражение лица посла, как бы говоря: погодите удивляться – это еще только цветочки! Посол же разглядел в хрустале свою собственную тень – или скорее тени, разбегающиеся во все стороны. Он поднял глаза…

Шесть солнц!

– Сейчас глубокая ночь, но ночь отменили двести лет назад. То, что вы видите, – это шесть зеркал на синхронизированных орбитах, отражающих солнечный свет на темную сторону земли. Каждое площадью в несколько сотен квадратных километров.

– А где горы? – Посол наконец-то понял, что не видит зубчатой линии гор на горизонте. Граница между землей и небом была прямой, будто ее провели по линейке.

– Их нет. Все сровняли. Все континенты теперь представляют собой плоские равнины.

– Почему?

– Понятия не имею.

Посол вдруг подумал, что шесть солнц точь-в-точь похожи на шесть ламп в вестибюле. Вестибюль! В голове у него начала складываться какая-то картинка. Он вдруг понял, что оказался в чистой эпохе. Нигде ни пылинки, даже пятнышка. В это трудно было поверить. Земля была голой, как огромный стол. И небо было таким же чистым, сияло ясной голубизной, хотя присутствие шести солнц уменьшило его прежнюю ширину и глубину, так что оно больше напоминало купол вестибюля. Вестибюль! Его смутная идея выкристаллизовалась: весь мир превратился в вестибюль. Устланный ковром из звенящего хрусталя и освещенный шестью подвесными лампами. Безупречная, изысканная эпоха, резко контрастирующая с предыдущей тьмой. И в хрониках кочевников во времени она получит название Эпохи Вестибюля.

– Они не сочли нужным явиться, чтобы приветствовать нас? – полуутвердительно заметил посол, окидывая взглядом широкую равнину.

– Нам пришлось самим оправиться в их столицу. Несмотря на внешнюю прилизанность, этот век равнодушен и лишен даже элементарного любопытства.

– Что они думают о нашей иммиграции?

– Они согласны принять нас лишь с тем условием, чтобы мигранты жили в резервациях и не соприкасались с обществом. А где будут эти резервации – на Земле, или на других планетах, или же в космическом городе (который мы должны будем построить сами), – решать нам самим.

– Это совершенно неприемлемо! – яростно воскликнул посол. – Все мигранты должны влиться в общество и в жизнь этого времени. Мигранты не будут второсортными гражданами! Это основополагающий принцип переселения во времени.

– Невозможно, – ответил капитан.

– Это их позиция?

– И моя тоже. Но позвольте мне закончить. Вы только что оттаяли, ну а я живу в этой эпохе уже больше полугода. Поверьте, прошу вас, – жизнь гораздо изобретательнее, чем мы привыкли считать. Даже в самом буйном воображении вы не смогли бы представить себе и десятой доли того, что она собой нынче представляет. Первобытному человеку каменного века и то гораздо легче было бы понять нашу с вами эпоху!

– Мы учитывали такую возможность еще при разработке всей программы. Именно по этой причине среди мигрантов не было никого старше 25 лет. Мы приложим все силы, чтобы выучиться