уловила слова «Мезон де санте»[27] и поняла, куда он меня везет. До меня будто донеслось нежеланное эхо из прошлого. Ведь это то же самое, что случилось с миссис Зельдой Фицджеральд! Мне вспомнились слова Сэнди, сказанные два года назад. Сначала тебя отвозят в «Мезон де санте». А оттуда всего лишь маленький шажок до сумасшедшего дома, куда запирают всех безумцев. Как миссис Фицджеральд, как Нижинского. Я широко распахнула глаза и начала бороться с Джорджо, пытаясь высвободиться. Я хотела сказать ему, что не хотела бросать стул, что это была не я, что кто-то другой завладел моим телом, моими руками. Я попыталась повернуть голову, оглянуться на дом, посмотреть, не выбежал ли баббо вслед за мной. Но Джорджо твердо прижимал мою шею к груди, и он был гораздо сильнее меня.

Он мрачно смотрел в окно. Через какое-то время я почувствовала, что его хватка чуть ослабела, и исступленно забилась, стараясь стряхнуть его ладонь с лица. Я не могла дышать, и мне нужно было доказать ему… Но он легко остановил мои попытки вырваться, и мне пришлось тяжело и шумно вдыхать и выдыхать воздух через ноздри.

В конце концов мы подъехали к тяжелым чугунным воротам. Джорджо послал шофера открыть их, в то время как сам прижимал меня к сиденью, так и не дав мне вымолвить ни слова. Но я уже не могла сопротивляться. Мое тело обмякло, я лежала неподвижно и только чувствовала, как меня время от времени сотрясают приступы дрожи. Оказавшись за воротами, мы двинулись вперед по узкой, извивающейся дорожке, и вскоре перед нами показался большой белый дом, окруженный лавровыми кустами, с просторной, посыпанной гравием площадкой у входа. Автомобиль притормозил у парадной двери, и Джорджо наконец разжал руки и выбрался наружу. Он приказал шоферу не спускать с меня глаз и вошел в здание. Через несколько минут он вернулся с двумя крупными мужчинами и показал им на «бьюик».

Шофер открыл дверцу, чтобы я могла выйти, но я лежала на сиденье и скулила, как испуганная собака. Джорджо сказал мне, чтобы я вылезала, но я не могла сдвинуться с места. Меня словно приклеили к кожаной обивке, руки и ноги отяжелели и не слушались меня. И тут я вдруг обрела дар речи и прекратила скулить. Я умоляла Джорджо отвезти меня обратно домой. Просила у него прощения. Заклинала дать мне возможность исправиться. Обещала, что никогда и никому не выдам наши тайны. Но он только покачал головой и сказал, что, если я не выйду сама, меня вытащат эти два здоровяка. Очень медленно я выкарабкалась из автомобиля. Один из мужчин взял меня за одну руку, другой за другую. Мягко, но настойчиво они повели меня к большому белому дому. Я обернулась и увидела, как Джорджо, пригладив волосы, спокойно садится обратно в автомобиль.

– Я не делала этого! – закричала я.

Но он даже не взглянул на меня. Колеса «бьюика» захрустели по гравию, и он медленно, но неумолимо покатил к воротам.

* * *

Неделю я лежала в постели или прогуливалась по сырым, чавкающим под ногами тропинкам на территории «Мезон де санте». Я думала о Беккете, о его пальцах, похожих на веточки, тонких, чуть морщинистых на костяшках, о выступающих венах, напоминающих вылезшие из земли переплетенные корни дерева. А когда мне удавалось отодвинуть мысли о нем в сторону, я думала об Алексе Понизовском. Алекс писал мне каждый день. Говорил, как сильно хочет увидеть меня снова, обнять и поцеловать, надеялся, что мне уже лучше и что я хорошо отдыхаю.

И все это время что-то копошилось и возилось у меня в животе, как будто там поселился другой человек… нет, не человек, а чудовище, злобный зверь. Я чувствовала, что это не Он, а Она. Она царапала меня когтями, грызла внутренности, исходя яростью и изнывая от бешенства.

Когда Она вернулась в свою клетку и я крепко приковала ее к прутьям цепями, я написала письмо баббо.

«Дорогой баббо!

Пожалуйста, приезжай и забери меня. Я отдохнула, и мне теперь спокойно и хорошо. Я хочу перед всеми извиниться. И увидеть новорожденного Хелен и Джордже.

Прости меня, баббо, но я не вернусь в Пасси и не стану жить с тобой и с мамой. Там слишком тесно и грязно, и мне нужно пожить вдали от вас. Я знаю, тебе и маме это будет тяжело, но я должна это сделать. Возможно, я на некоторое время останусь у мистера и миссис Леон, пока не найду себе квартиру. Я хочу выбрать собственную мебель и сама покупать себе одежду. В июле мне исполнится двадцать пять, и, как ты знаешь, к этому времени я твердо намерена выйти замуж!

И в любом случае ты хихикаешь по ночам, когда работаешь над своей книгой, и я не могу спать. Думаю, ты согласишься, как важен сейчас для моего здоровья хороший отдых.

Приезжай и забери меня так скоро, как только сможешь.

Твоя любимая bella bambina

Лючия».

Глава 21

Март 1932 года

Париж

Итак, я должна была выйти замуж за Алекса Понизовского. Беглого русского еврея. Шурина раба баббо, Пола Леона. Брата Люси Леон. Человека, который в течение нескольких лет учил баббо русскому, когда мы жили на Робьяк-сквер. Он учился в Кембридже, и у него была степень по экономике. И хорошая, надежная работа во Франко-американском банке. Он был очарователен. Добр. Умен. Близкий знакомый Джорджо и Хелен. Друг и родственник Пегги Гуггенхайм. И Хейзел Гуггенхайм.

Все было устроено. Мне даже полагалось приданое. Празднование помолвки должно было состояться в ресторане «Друан» на пляс Гайон. Все одобряли этот брак. Он нравился матери, и она считала, что я наконец-то нашла достойного меня мужчину. Баббо он тоже нравился. Многочисленные «льстецы» были счастливы, что я справилась с небольшим нервным кризом и выхожу замуж, а стало быть, оставляю баббо в покое, чтобы он мог закончить свой шедевр. Хелен также была взволнована и прислала мне поздравительную телеграмму с юга Франции, где она, Джорджо и их ребенок в данный момент отдыхали.

Только один человек не одобрял всей этой затеи. Когда баббо телеграфировал Джорджо и Хелен, чтобы сообщить им новости, Джорджо первым же поездом примчался в Париж и направился прямо в квартиру в Пасси, где сильно поругался с баббо. Позже мать говорила мне, что Джорджо кричал, что мне нельзя разрешать выходить замуж за Алекса и что меня нужно держать под замком,