Заблудовский заметно вздрогнул… Отчаянный бой… широкая спина полковника Сасько… Заблудовский смежил веки, отгоняя непрошеное воспоминание. Потом упал на колени и пополз к гетману. Тот жестом остановил его, но с колен не поднял.

— Наливайко, пан… шляхтич, это не Сасько Федорович. Не труп его, а душу вы должны сдать мне на руки. Вам необходимо заслужить доверие у этого разбойника и скрутить ему крылья…

— Понимаю, вельможный… скрутить ему руки.

— Да, пан, руки… Руки ему скрутить…

Гетман сам на себя рассердился за вырвавшийся

у него образ — крылья…

«Да, это орел — хочешь или не хочешь этого, пан гетман. А орел — крылом силен».

Небольшое возбуждение, вызванное этими мыслями, Жолкевский старался унять, шагая вдоль комнаты. От души ненавидел этого пса, что на коленях поворачивался за ним, но в лагере врагов этот пес был рукою гетмана, его мозгом, его волей… Потом опять сел на скамью. Успокоившись, смилостивился:

— Встаньте и расскажите о лагере.

— О чем прикажете, что хотите знать, вельможный пан гетман?

— О лагере я должен знать все: чем кормится хлоп и о чем говорит, на кого надеется…

Глупая улыбка опять заиграла на губах Заблудовского:

— Убитых и дохлых коней доедаем, вельможный… Гнилую воду пьем из болот и родничков. Вонь от не зарытых трупов с ума женщин сводит… Лагерь надвое разделился.

— Чьи сильнее, пан… шляхтич? Только… правду говорите. Получите в награду еще и такую… пани.

— Вельможный пан гетман не может пожаловаться на верного слугу его мощи. Наших больше, пан, но упорнее те…

— А как… этот изменник, сотник Дронжковский?

— Злой, как дьявол, в беседу не вступает и в вылазке рубался вместе с Наливаем.

— Кто еще?

Никто из старшин, на этот раз. А допустит господь бог до другого раза, то с Наливайко будут и Мазур, и Дронжковский, и, верно, пан Шостак,

— Пан Шостак, шельма?

— Да… С того времени, как стали лагерем, он опять повернул к Наливайко и на меня сердится за то, что я мост не успел сжечь перед паном Белецким.

— Кто еще из старшин?

— Начальник разведки Панчоха, Карпо Богун.

— Про этого знаю. Все?

— Пока что…

— Достаточно. Можете идти, пан, ночь кончается.

Заблудовский замялся. Не все сказал или о чем-то хочет просить гетмана? Жолкевский слегка усмехнулся:

— Пани Лашка жива и здорова, ждет вас, пан шляхтич… Не сегодня, не сейчас, успокойтесь, пожалуйста, пан Заблудовский, дело еще не кончено. Можете идти…, Стойте, еще один вопрос: какие связи у казаков с… коронными войсками, с жолнерами? Надеюсь, вы понимаете мой вопрос?

— А как же, вельможный… Полковник каневский, пан Кремпский, по совету пана Лободы, посылал посла к пану черкасскому старосте князю Вишневецкому… Видать, ничего из этого не вышло… Ради бога, прошу прощения, вельможный… забыл одно…

— Слушаю.

— Броней, бывший слуга жены канцлера, пани Замойской, — и жидовин Лейба одному богу известными путями вчера вернулись через Солоницу с Днепра.

— С Днепра? Пся крев, вы, пан, головой отвечаете за такие сообщения! Как это — с Днепра? Ведь лагерь окружен и жолнеры караулят день и ночь… Что говорит этот изменник?.

— И еврей…

— Да, да, и еврей… Что говорит этот скот?

— Они уверяют, вельможный пан гетман, что с Низу на помощь Наливайко выступили два полковника и куренной атаман с войском… Какая-то хлопка, по имени Мелашка, пробралась в Сечь и тревогу подняла. Полковник Нечипор выступил, говорят, рели разрешите… Я знаю этого полковника.

Жолкевский вскочил и, сильно хромая, пошел прямо к двери. На ходу высыпал весь свой арсенал отборной ругани. В дверях остановился:

— Это, наконец, все?

— Почти… Наливайко собирается послать Карпо Богуна навстречу Нечипору.

— Хватит! Кончать надо. Ну, пан шляхтич, кончайте. От вас самого зависит получить звание полковника коронных войск и… пани Лашку!

И вышел, бурей проломился в дверь.

Пани Лашка не спала. Она решила поговорить с паном Станиславом на чистую. Такое двусмысленное положение ее при войске дальше немыслимо. Как обреченная, то садилась на кровать, то шагала по комнате, то прислушивалась у дверей, опершись спиной и затылком о косяк.

Услышав дзеньканье шпоры, тихо приоткрыла дверь, окликнула:

— Пан гетман…

Жолкевский оглянулся на Заблудовского, который в сопровождении жолнеров уже выходил, наружу через боковые двери. Проводил его глазами и вошел к Лашке. Она сидела в постели, укутанная одеялом, и громко стучала зубами.

— Вам холодно, любезная пани?

— Нет. Я жду окончания начатого паном гетманом интересного рассказа.

— Ах, того?.. То был Наливайко, любезная моя пани. То он вырвался из осады.

Лашка качнулась и прилегла, спрятав лицо в подушку.

— Пожалуйста дальше, пан гетман… Были убитые, раненые?

— У пана Струся не осталось и половины казаков… Но, простите, любезная пани, я устал. Завтра кончу эту… кампанию,

И снова поднялась Лашка, услышав, что Жолкевский направился к дверям. Протянула к нему голые руки. Они чуть мрели во мраке. Может, задушить его собирались, может, влюбленно обнять. Жолковский остановился, сделал несколько шагов назад.

— Сегодня, любезная пани, я ночую среди войск и вернусь…

— Когда?

— Неизвестно, но скоро, моя милая пани. — И опять направился к выходу.

Но Лашка встала с кровати и загородила ему дорогу.

— Пан гетман спешит… Но он должен дать мне совет… Я беременна.

Жолкевский ожидал, что Лашка упадет ему на грудь, — была бы неожиданная возня с ней. Но Лашка повернулась и прошла мимо гетмана в глубь комнаты. У столика остановилась и не оборачивалась к нему. Во мраке комнаты, похожая на мертвеца в белом саване, чуть мрела ее фигура. Слышно было, что плачет, но так тихо, что гетман ощутил даже гордость своей деликатной любовницей. Почувствовал, что надо что-то сказать. Ничто, правда, его к этому не обязывало, но… пани с норовом и ходы- выходы знает в Кракове, даже в Варшаве.

— Успокойтесь, уважаемая пани… В вашем положении волнение плохо отражается на… потомстве.

— Вы шутите, пан? — резко обернулась Лашка.

— Господь бог-мне свидетель, любезная пани… Скоро вы, пани, станете законной супругой пана Заблудовского.

— Что?!

— Еще раз прошу вас успокоиться, любезная моя пани. Пан Заблудовский получает шляхетство, будет иметь звание полковника, и дай ему господь бог со временем стать польным гетманом…

— Не понимаю вас, пан гетман. Говорю о чести моей, о… совместной подлости нашей и будущем ребенке, которого должна на свет родить, должна… обществу назвать имя отца его.

— Любезная пани… назовет имя Стаха Заблудовского. Ведь сам я застал вас, любезная пани, в его объятиях, чего вы не можете отрицать, пани…

Вон! Завтра же выезжаю в Брацлавщину!

— А