Шрифт:
Закладка:
Нет! В октябре 1403 года Иван Михалыч посылает рать к Кашину на родного брата Василия, и тот бежит в Москву за судом и исправой. И Василий Дмитрич на правах великого князя Владимирского «смиряет» братьев.
В Твери льют большой колокол к соборной церкви Преображения Господня. Значит, город растет, развивается и культура, и техника Твери: литейное дело тогда – это не только колокола, это – несколько позже – и пушки. Это общий подъем того, что мы называем тяжелой промышленностью и металлургией и что определяет уровень развития данной цивилизации точнее всего.
В земле – покой. Василий отпускает захваченных в Торжке новгородских бояр. Торговые гости Великого Нова Города ставят каменную церковь Бориса и Глеба в Русе. На следующий год Киприан отпустил плененного им архиепископа Новгородского Ивана, и весь город торжественно встречал и чествовал своего владыку на Ярославле Дворе, у Николы Святого.
А в Твери осенью 1404 года умирает супруга Ивана Михалыча, Марья, дочь Кейстута (сестра Витовта), и тою же зимой Иван хватает брата Василия, приехавшего в Тверь, и его бояр, держит в нятьи. От него в ужасе бежит на Москву Юрий Всеволодич, последний оставшийся в живых холмский князь. Вмешивается мать Евдокия, пытаясь помирить братьев, – все напрасно! Как будто Василий с Иваном Михалычем заразились прежнею враждой городов – Кашина и Твери – и заразились так, что и братня любовь стала ни во что меж ними.
Весною 1405 года 17 апреля Иван Михалыч Тверской мирится с братом Василием. Выпустил брата из нятья, целовали крест, и через три месяца Василий бежит в Москву. Иван посылает в Кашин своих наместников, те грабят город – все начинается по новой.
Осенью 1 ноября умирает вдова Михаила Александровича Тверского, Евдокия, на ложе смерти заклиная Ивана помириться с Василием. Весною следующего года братья мирятся. Но вражда в тверском дому не утихает. Теперь Юрий Всеволодич начинает искать великого княжества Тверского под двоюродным братом Иваном. Оба братанича судятся в Орде перед Шадибеком. В Орде – очередной переворот, Шадибека сменяет Булат-Салтан, но Иван Михалыч сумел-таки отстоять свои права и, воротясь из Орды, уже в 1408 году женится на своей троюродной племяннице, дочери Дмитрия Еремеевича Дорогобужского Евдокии.
И уже строительство страны, борьба с Литвою, сложные дела ордынские как бы текут мимо, перекатываясь волнами через семейную грызню тверских володетелей, и Тверь незримо сползает в ничто, угасает, готовая уже без боя-драки-кроволития влиться в ширящийся поток московской государственности. А до этого оставалось уже чуть более полувека. Еще умрет в обманчивом величии великий князь Тверской Иван. Еще тверской купец Афанасий Никитин совершит свое «хождение» в Индию[129], еще откняжат сыны и внуки Ивана, еще княжны тверского дома будут выходить замуж за великих князей московских и иных, еще храня отблеск былого величия Тверской земли, но и все это – уже закат, неизбывный конец, и как капля падает в океан, сливаясь с его водами и растворяясь в них, так и Тверская земля влилась в возникающее на холмистой равнине, простертой от границ Польши до Камня гор Уральских («Рифейских верхов» Державина) великое государство, перед закатом (или новым подъемом?!) которого стоим мы теперь.
Глава 20
Что поражает в Витовте, так это настойчивость, с какою он добивался исполнения своих замыслов. Софья не зря и не попусту гордилась своим отцом, тем паче Василий Дмитриевич по сравнению с тестем явно проигрывал: менял свои решения, зачастую впадал в унынье от неудач, как было с Новгородом, уступал тому же Витовту… и, как знать, прояви он больше настойчивости и мужества, не пришлось бы российским государям два столетья подряд отвоевывать потом Смоленск у Литвы с Польшей!
Но настойчивости в смоленских делах Василий как раз и не явил. Проявил ее Витовт. Летом 1403 года князь Лугвень с сильною ратью занял Вязьму, пленивши князей Ивана Святославича и Александра Михалыча. Достаточно взглянуть на карту, чтобы понять, что же произошло: Вязьма находится почти на полдороге между Смоленском и Москвой. Таким образом город Юрия Святославича оказался в окружении литовских войск и сдача его Витовту стала вопросом ближайших ежели не дней, то месяцев, надежда была только, что Василий вмешается.
Василий не вмешался. Мирил тверских князей, торчал в Переяславле, где по его приказу заново рубили городские стены. Тысячи мужиков, собранных со всей волости, возили землю, заново углубляли ров, по валу ставили и рубили ряжи, засыпая их утолоченной глиной, с заборолами поверху. Подымали костры, заново перекрывая их островерхими кровлями, и Василий с удовольствием глядел на это кишение человечьего множества, готовясь невесть к какой ратной беде, ибо и после того Переяславль становился не раз легкой добычей вражеских ратей. А на Москве, возвращаясь, вникал в дела святительские, с тайным удовольствием узнал о смерти в Городце (наконец-то!) Василия Кирдяпы[130]. Вместе с Софьей и тысячами москвичей дивился тройному солнцу, испускающему синие, зеленые и багряные лучи, что предвещало, разумеется, грядущие неведомые беды.
Зима была морозной, жестокой в этом году, а весна – сухой, во рвах высохла вода. Толковали о грядущем неурожае.
С Новгородом шли, не кончаясь, мирные переговоры. Купцы торопливо (успеть до ратной поры!) везли товар. Софья снова ходила непраздной. Осенью женился брат Василия Андрей Дмитрич Можайский и Верейский на Аграфене, дочери Александра Патрикеевича Стародубского, русско-литовского князя. Свадьбу справляли 8 октября на Москве.
В черед собрали урожай. В черед сожидали морозов, но зима выдалась на диво теплая – разводье стояло до Великого Заговенья, а раскалье (распута и грязь) не кончались еще и на Масляной неделе… И как-то не ждалось весеннего нахождения Витовта на Смоленск!
Иван Никитич Федоров, посланный в Смоленск Киприаном по служебной владычной надобности, подъезжая к городу, услышал звуки, которые сперва принял за
