Но то, что он при этом сумел оттеснить пелену на расстояние, достаточное, чтобы в озеро могли прыгнуть его союзники — это выходило за все рамки о представлении аристократов и дворян о силе простолюдинов.

Единственное, чем они могли объяснить подобное — наставничество Оруна.

Когда под озерной гладью скрылся замыкавший отряд Эйнен, Хаджар, с ревом, нанес мечом рубящий удар. Волна черной энергии вспыхнула такой силой, что её эхо донеслось даже до щита Ярости Смертного Неба.

Зрители ахнули.

Они и представить себе не могли, чтобы простолюдин, Рыцарь Духа начальной стадии, смог продемонстрировать такую силу.

И один лишь только Орун разочарованно сплюнул:

— Слабак.

Глава 754

— Слабак, — сплюнул Орун.

Он голыми руками вырвал из зажаренной туши Трирогова Кабана кусок мяса и, обливаясь еще кипящим жиром, начал его грызть.

Хаджар же, лежа на камнях, пытался отдышаться.

Шел уже второй месяц его тренировок. Хотя, тренировками эти назвать было сложно. Все, что он делал с момента, как поднялся на горное плато и нашел пещеру Оруна, это… пытался встать на ноги.

Как только ему удавалось хоть немного приподняться над взмокшей от его пота и крови земли, как ему по спине тут же прилетал удар палкой.

И если кому-то кажется, что для адепта, чье тело было укреплено особым, Волчьим Отваром племени Орков и сердцем дракона, то… этот человек глубоко ошибался.

Каждый удар палкой, нанесенный Оруном по спине Хаджара, срывал с последнего целые пласты мышц и ломал кости. В итоге, весь следующий день, а то и два, Хаджар с жадность утопающего глотал крупицы энергии из Реки Мира и тут же отправлял их на регенерацию плоти.

При этом он никак не мог повлиять на то, что организм пытался восстановиться не только за счет энергии, но и банальным, “смертным” способом — истощал собственные запасы питательных веществ.

В итоге за месяц зверских избиений Хаджар из крепкого, статного молодого воина, стал походить на высушенный, покрытый шрамами и увечьями скелет.

Он уже забыл, когда в последний раз не чувствовал, чтобы у него ломались и снова сращивались кости. Чтобы не стекала ручьями кровь. Её было так много, что все плато окрасилось в багровый, а временами с края обрыва падал самый настоящий водо… кровопад.

На запах кровь и мяса, слетались хищные птицы.

Орун и не думал их отгонять.

Хаджару, в почти бессознательном состоянии, приходилось делать это самому.

Молча.

Без крика или всхлипа.

Просто потому, что на крик и всхлип ему потребовалось бы израсходовать силы. Силы, которых у него и так почти никогда не было.

— Слабак, — повторил Орун. Запах жаренного мяса топил сознание Хаджара внутри простого, плотоядного голода. Желудок уже давно, казалось, начал переваривать сам себя. И боль от этого лишь вливалась в общий поток агонии. — Жизнь — право сильного! Если ты слаб — ты просто умри. Право на жизнь надо заслужить! За него надо сражаться! Тебя выкинули в этот мир лишь ради одного — чтобы ты трахался, жрал и проливал кровь! Но все это лишь для сильных! Слабым — смерть!

В сознании Хаджара, который вновь накопил немного сил для того, чтобы попытаться встать, билась лишь одна мысль:

— “Еда!”.

А затем очередной удар палки вбил его в камень.

* * *

Озеро Грез на деле оказалось точно таким же, как его запомнили из путешествия в Море Песка Хаджар с Эйненом. Холодные, прозрачные, лишенные всякой жизни, воды.

Создавалось такое впечатление, что Озеро не просто было “искусственным”. Нет. Это словно огромная чаша, которую заполнили водой и собирались, возможно, вымыть в ней посуду.

Но посуды не нашлось, так что мыли шестерых адептов.

Анис спускалась ко дну первой. Она, не позволяя себе лишних движений, выставили вперед клинок и двигала собственное тело энергией. Мистерии же, срываясь с острия её длинного, тонкого клинка, рассекали водную гладь.

В итоге погружение на глубину в километр, которое было бы невозможным для смертных, у Рыцарей Духа не заняло и пары минут.

Уже вскоре аристократы остановились и зависли в темной водной глади. Они не могли поверить своим глазам. Прямо под ними, в том месте, где должно было быть дно… последнего не оказалось. Вместо него они смотрели на нечто, напоминающее поверхность озера.

Так, если смотреть на него из-под воды.

Хаджар с Эйненом, уже сталкивавшиеся с подобным, первыми “вынырнули на поверхность”.

Перекувырнувшись в воздухе, они упали на мягкий травяной ковер.

Густой, лиственный, заполненный дурманящими, сладкими запахами лес, распахнул перед ними свои дружелюбные объятья.

Было светло и тепло. Так, если бы в небе не раскинулась рябая, водная гладь, а зависло приветственное утреннее солнышко.

Березы и ясени, дубы и лиственницы, вишни и яблони — множество прекрасных деревьев качались в такт непонятно откуда возникшему ветру.

— Это сад, — прозвучал восторженный голос.

Дора и Анис последовали за двумя друзьями. С неба… или чем там на самом деле являлось дно озера, последними спустились Гэлхад с Томом.

Четыре аристократа глазели вокруг ничуть не скромнее, чем простолюдин, впервые попавший в дом аристократа. Хаджар с Эйненом только усмехнулись подобному поведению.

Все люди, в определенных ситуациях, вели себя одинаково. И не важно какого, предположительно, цвета, у них струилась по жилам кровь.

— Действительно, — согласился Хаджар. — Похоже на сад. Будьте на чеку.

— На чеку в саду? — Том нагнулся и сорвался цветок. Такой пышный, сочный и пахнущий жизнью… Хаджар еще никогда прежде, даже в королевском саду Лидуса, не видел подобных цветов. — С какой стати?

— С такой, — Анис не дала возможности съязвить Хаджару. — Что любой сад кто-то должен охранять.

Том посмотрел на сестру и промолчал. Хаджар не видел пару Диносов чуть больше, чем два года. Но пары часов, проведенных в их компании, было достаточно, чтобы заметить, как сильно поменялись их отношения.

Раньше лидерскую позицию занимал именно Том, в то время как Анис старательно исполняла роль слуги. Теперь же все развернулось.

Анис будто снова вернула себе титула старшей наследницы, а Том был не более, чем её избалованным младшим братом.

— Что скажешь, следопыт? — приглушенный бас Гэлхада слегка разрядил атмосферу.

Хаджар сел на корточки и провел ладонью над землей.

Цветы высокие, тянущиеся к “небу”.