можно найти в "Манусмрити". Например, Санджай Субрахманьям сравнил индуистские и мусульманские хроники и другие источники для изучения трансформации власти и придворных отношений в индуистских королевствах и мусульманских султанатах и империях в период 1500-1750 гг. Многоконфессиональный аспект представляется центральным для понимания действующей динамики; напротив, ученые колониальной эпохи были склонны рассматривать индуистские и мусульманские общества субконтинента отдельно, как непроницаемые образования, управляемые различными социальными и политическими логиками (когда они не просто игнорировали мусульманские общества полностью). Среди мусульманских государств также важно различать шиитские султанаты, такие как Биджапур, и суннитские государства, такие как империя Великих Моголов, хотя в обоих мы находим схожие элиты, практики и идеи об искусстве управления плюралистическими сообществами. Тем не менее, их методы управления существенно отличались от методов британских колонизаторов, и ни одно из этих государств никогда не проводило перепись населения, сравнимую с колониальными переписями, проводимыми британцами.

Кроме того, Сьюзан Бейли и Николас Диркс показали, что военная, политическая и экономическая элита индусских королевств часто обновлялась за счет притока новой крови и что классы воинов часто доминировали над браминами, а не наоборот. В более широком смысле, социальные структуры как индуистских государств, так и мусульманских султанатов были сформированы отношениями собственности и власти , подобными тем, которые наблюдаются во Франции и Европе. Например, мы находим системы, в которых за один и тот же участок земли платили несколько рент, причем свободные крестьяне платили и местным браминам, и местным кшатриям за их соответствующие религиозные и царские услуги, в то время как некоторые группы сельских работников, классифицированные как шудры, не имели права владеть землей и были низведены до статуса, близкого к крепостному праву. Отношения между этими группами имели социальное, политическое и экономическое, а также религиозное измерение и развивались по мере изменения баланса политических и идеологических сил.

Показателен пример индуистского королевства Пудуккоттай на юге Индии (современный Тамилнад). Там небольшое, энергичное местное племя, каллары, которые в других местах считались низкой кастой и которых англичане позже классифицируют как "преступную касту" (чтобы подчинить их), захватило власть и создало новую королевскую воинственную аристократию в семнадцатом и восемнадцатом веках. В конце концов каллары заставили местных браминов присягнуть им на верность, в обмен на что священники, храмы и браминские фонды были вознаграждены землей, освобожденной от налогов. Подобные отношения власти напоминают те, что существовали в феодальной Европе между церковью и ее монастырями, с одной стороны, и новыми благородными и королевскими классами, с другой, независимо от того, появились ли последние в результате завоевания или поднялись из рядов, что регулярно происходило как в Европе, так и в Индии. Интересно отметить, что только после того, как во второй половине XIX века британцы укрепили свою власть в королевстве Пудуккоттай за счет класса индуистских воинов и других местных элит, влияние браминов возросло, а их превосходство было признано, что позволило им навязать свои религиозные, семейные и патриархальные нормы.

В целом, распад империи Великих Моголов около 1700 года способствовал подъему многочисленных индуистских королевств, построенных вокруг новых военных и административных элит. Для установления своего господства эти группы и их союзники брамины обратились к старой идеологии варн, которая пережила определенный ренессанс в конце XVII и XVIII веках, тем более что новые государственные формы позволяли применять религиозные, семейные и диетические нормы высших каст в гораздо более широком масштабе и более систематически. Основатель империи маратхов Шиваджи Бхонсле изначально был представителем крестьянского сословия маратхов, служившим сборщиком налогов в мусульманских султанатах, союзных империи Великих Моголов. Укрепив в 1660-1670-х годах власть в независимом индуистском государстве на западе Индии, он потребовал, чтобы местные брамины признали его дважды рожденным кшатрием. Брамины колебались, некоторые на том основании, что подлинные кшатрии и вайшьи древних времен исчезли с приходом ислама. В конечном итоге Шиваджи добился признания, которого он хотел, благодаря сценарию, с которым мы уже знакомы, и который часто повторялся как в Индии, так и в Европе: был найден компромисс между новой военной элитой и старой религиозной элитой для достижения столь желанной социальной и политической стабильности. В Европе вспоминается Наполеон Бонапарт, которого, как и Карла Великого за тысячу лет до него, Папа Римский короновал императором, а затем наградил его генералов, семью и верных последователей дворянскими титулами.

В Раджастане новые группы кшатриев, раджпуты, возникли в XIII и XIV веках из местных классов землевладельцев и воинов, на которых мусульманские государи, а затем и империя Великих Моголов иногда полагались для поддержания социального порядка; некоторым удалось пробить себе путь к автономным княжествам. Британцы также искали поддержки среди высших классов или их частей, в зависимости от своих интересов в данный момент. В случае с королевством Шиваджи министры-брамины, известные как пешвы, в конечном итоге стали наследственными правителями в 1740-х годах. Но они встали на пути Ост-Индской компании, которая решила сместить их в 1818 году на том основании, что они узурпировали роль кшатрия, на которую не имели права, тем самым завоевав поддержку англичан среди тех, кто свысока относился к необычному захвату политической власти учеными браминами.

Об особенностях государственного строительства в Индии

Из этой работы можно сделать вывод, что индуистские варны в XVII и XVIII веках были не более прочными, чем европейские классы и элиты в Средние века, эпоху Возрождения или Древний режим. Варны были гибкими категориями, которые позволяли группам воинов и священников оправдывать свое правление и создавать образ прочного и гармоничного социального порядка, в то время как в действительности этот порядок постоянно менялся по мере изменения баланса сил между социальными группами. Все это происходило в условиях быстрого экономического, демографического и территориального развития, сопровождавшегося появлением новых коммерческих и финансовых элит. Таким образом, индийское общество в семнадцатом и восемнадцатом веках, похоже, развивалось так же, как и европейское. Конечно, невозможно сказать, как развивались бы различные общества и государства Индийского субконтинента в отсутствие британской колонизации. Однако небезосновательно полагать, что статусное неравенство, проистекающее из древней трифункциональной логики, постепенно исчезло бы в процессе формирования центрального государства так же, как мы наблюдали в Европе - и, как мы увидим в главе 9, в Китае и Японии.

В рамках этой общей схемы, однако, существует широкий спектр возможностей. В европейском примере мы уже отмечали разнообразие возможных траекторий и точек переключения. В Швеции, например, крупные владельцы недвижимости присоединились к старой аристократии в создании политической системы (1865-1911), в которой количество голосов, которые мог отдать человек, было строго пропорционально его богатству. Если бы брамины и кшатрии были предоставлены самим себе, они, без сомнения,