Шрифт:
Закладка:
Костлявые пальцы так быстро забегали по клавиатуре, что Лилия удивилась: она всегда считала себя быстро печатающей, но при взгляде на профессионального журналиста поняла, что сильно себя переоценивала. Пароль от рабочего стола составлял порядка тридцати различных символов. Пафу ввёл его с первой попытки, после чего на экране отобразилась папка с множеством файлов.
– Смотрите, – произнёс он и подвинул ноутбук ближе.
На экране появилась видеозапись, сделанная камерой наблюдения. Действие происходило на недостроенном небоскрёбе, на высоте восьмидесятого этажа. Посреди бетонной площадки стоял на коленях избитый мужчина с руками, связанными за спиной. Вокруг него находились четверо человек в чёрных куртках, чёрных штанах в обтяжку и чёрных берцах.
– Эти люди – отдел «Р», – произнёс Пафу, показывая на крепких ребят. – Попросту говоря – наёмники, личный отряд Эдуарда, который подчинялся непосредственно ему.
Вскоре в объектив попал и сам Эдуард. На записи ему было едва восемьдесят, значит, действие происходило где-то в семидесятых.
«Я родилась где-то в это время».
Эдуард подошёл вплотную к избитому человеку, присел на корточки и что-то тихо с ним обсуждал, видео было без звука.
– Человек перед твоим отцом – Валентин… простите, фамилию забыл, владелец местной строительной компании, разросшейся настолько, что стала мешать одной из дочерних компаний «Гестии». За две недели до показанных событий Эдуард сделал ему предложение о поглощении бизнеса с щедрой оплатой, даже с сохранением должности, но тот отказался. Смотрите, что будет дальше.
Короткий диалог между Эдуардом и Валентином закончился через полторы минуты. Эдуард выпрямился и сделал короткий кивок в сторону одного из людей в чёрном. Сначала Лилии показалось, что они отпустят мужчину, даже стали снимать верёвки у того с запястий, но когда они закончили, то потащили к краю здания. Валентин цеплялся за всё: сначала за колонну, затем за шланг подачи бетона, за куски опалубки, но в итоге его подтащили к краю крыши и столкнули вниз.
Извернувшись, тот успел схватиться за край и повис на пальцах рук. Люди в чёрном тут же начали втаптывать пальцы. Лилия почувствовала, как у неё волосы начинают шевелиться, а кожа напрягается, будто это её пытаются сбросить с восьмидесятого этажа. Она относилась к тем людям, которые испытывают почти физическую боль, когда видят, как причиняют боль другим. Она называла это гиперэмпатией – даже костяшки рук заныли от просмотра.
Как мужчина летел вниз, Лилия уже не видела – она смотрела на отца, который с совершенно спокойным видом достаёт телефон и начинает кому-то звонить.
– Знаете, кому Эдуард звонит в этот момент? – спросил Пафу. – Начальнику отдела «Р», чтобы тот позаботился о жене и сыне Валентина. Заранее вам скажу, что те взяли деньги и не стали искать проблем.
– Не могу поверить, – произнесла Лилия. – Пожалуйста, скажи, что это монтаж и мой отец не приказывал убить этого человека.
– Боюсь, это одно из самых скромных его преступлений, – ответил старик.
Лилия взглянула на Мэри и увидела на её лице завидное хладнокровие. Если девушка и была удивлена, то внешне это не проявлялось.
– Мне кажется, на видео не Эдуард, – произнесла Мэри. – Может быть, кто-то похожий или двойник. Наверняка это дешёвая постановка с фейковым лицом, чтобы очернить его репутацию. У него полно врагов.
– Хотелось бы верить, – произнесла Лилия в задумчивости. – Пафу, ты же не работаешь на наших врагов?
– Посмотрите на меня, разве могу я на кого-то работать? Много лет живу в одиночестве и впервые за очень долгий срок принимаю гостей. Я уж думал, что встречу новое столетие под землёй, в компании бутылки самодельного вина и здешних пауков, так и не показав никому работу всей моей жизни.
– То есть ты хочешь сказать, что мой отец был двуличной тварью?
– Я отвечу на твой вопрос вот этим, – старик включил другую запись на ноутбуке, которая была гораздо худшего качества, сделанная на фотоаппарат без стабилизации и с очень длинным фокусом. На трясущемся изображении трудно было что-то разобрать.
Лилия пригляделась к экрану и вновь узнала своего отца, стоящего в окружении людей в чёрном на платформе подземного метро. Дело происходило не в Гибралтаре, поскольку там поезда ходили только над поверхностью.
Перед Эдуардом на этот раз стояли две женщины в голубой униформе уборщиц. После короткого разговора наёмники подняли женщин и толкнули под мчащийся состав.
– Вот этим… – продолжил Пафу, включая следующую видеозапись.
Теперь на экране находился несовершеннолетний парень, нога которого была вывернута под неестественным углом, а одежда изорвана. Его обступили пятеро людей из отдела «Р», а Эдуард присел рядом и протянул белый платок, на что парень плюнул тому в лицо. За это один из наёмников ударил парня ногой в ухо. События происходили совсем недавно: здесь Эдуарду было уже больше ста.
На изображении была комната общежития университета, внутри стояли три кровати, к каждой из которых был приделан небольшой шкаф, а чуть в стороне располагался длинный стол с тремя лампами.
Вытерев лицо платком, Эдуард развернулся и отправился прочь, тогда как люди в чёрном принялись душить парня, а когда закончили, накинули ему петлю на шею и повесили где-то за пределами видимости камеры.
– Мой отец приказал убить всех этих людей? – спросила Лилия безжизненным голосом.
– Сначала он пытался их подкупить, и кто отказывался, либо пропадал, либо умирал по самым разным причинам.
– Но… за что?
– Мужчина на первом видео не принял его деловое предложение. Женщины на втором были свидетелями по другому делу, от которого не осталось даже упоминания. Студентик, там дело и вовсе интересное: его родители были экоактивистами и собирали информацию о загрязнении окружающей среды «Гефестом». Эдуард направил своего человека, чтобы тот объяснил им, что становится с теми, кто копает под него. Но те лишь удвоили свой энтузиазм, за что и поплатились – закончили свою жизнь в пожаре, выжил лишь ребёнок, выпрыгнув с четвёртого этажа. Этот самый студентик.
– Откуда вы всё это знаете? – спросила Лилия.
Старик от этого вопроса словно вырос и раздался вширь: наконец кто-то оценил его работу, и он смог похвастать её плодами.
– Я годами выискивал информацию о вашем отце, да и не только о нём – обо всех тхари. Но даже я знаю лишь о ничтожно малой доле их преступлений.
– Если у вас столько компромата, почему вы его ещё не обнародовали? – спросила Мэри.
– Никто его не увидит, – ответил старик с грустью. – Я словно Сизиф, приговорённый катить камень в гору как символ бесполезного и бессмысленного труда. Информация, выложенная мной, не провисит в интернете и десяти секунд. А те, кто чудом успеет её сохранить и прочитать, повесит себе на спину мишень. Так и живу, единственный человек, хранящий запретное знание.
Мир Лилии сыпался на её глазах. Она подтвердила свои худшие опасения: отец совершал ужасные преступления, чтобы заработать и сохранить репутацию, и не понёс за них никакого наказания.
– И много ещё у тебя на моего отца? – спросила она.
Пафу развернулся к компьютеру, нажал несколько кнопок и открыл корневой каталог под названием «Эдуард Келвин».
– Вот эти папки, – старик указал на первый раздел. – Журналисты, исчезнувшие сами или со всей семьёй. Здесь пятьдесят четыре дела, особенно мне запомнилось одно из них, где молодая семья возвращалась с озера: лето, жара, хорошее настроение. Столкновение лоб в лоб с самосвалом, и четыре трупа. По официальной версии, водитель уснул за рулём, но если взглянуть на камеру с регистратора грузовика – водитель повернул на встречку намеренно. Каждый раз, когда вспоминаю об этом, – передёргивает от ужаса.
Лилия выпучила глаза, она даже не представляла, насколько далеко нужно зайти, чтобы убить всю семью журналиста и заставить замолчать главу семейства.
– В следующей папке – люди, которые отказались от сотрудничества с «Транстеком» или его дочерними компаниями, – продолжил старик, показывая следующий раздел. Тут целых сто шестьдесят пять дел, но из них чуть меньше половины смертельных. Чаще Эдуарду удавалось переубедить людей: покалечить, сломать пару пальцев, похитить на время родственников. Но бывали и те, кто не хотел сотрудничать ни при каких обстоятельствах. Эти просто исчезали или «совершали суицид». Одна женщина и вовсе вылила на себя десятилитровое ведро кипятка, умерла от болевого шока.
Казалось,