Рахмедин вернулся из степи один. На плече он нес уздечку.

— Поздравляю, ака! Пусть иноходец будет вам призом!.. — закричал председатель в общей тишине и осекся, услышав свой голос. Поодаль тяжело, надсадно дышал его конь.

Рахмедин, не поднимая глаз, обошел председателя и побрел сквозь толпу, сжимая в ладонях удила, еще хранившие тепло губ иноходца…

Перевод А. Самойленко.

ДЖУХАЗА

Это имя впервые встретилось мне в прекрасной песне. Оно звучало в припеве, и казалось, что каждый певец томился любовью к женщине, которую звали Джухаза.

Джуха, ийги-янг,

Ты цветок цветков!

Потом я узнал, кто была Джухаза. В двадцатые годы она жила в глинобитном городе Суйдуне. В ее доме собирались курильщики гашиша. Эта женщина никого не боялась — ни суйдунских святош, ни приспешников белого генерала Дутова, установивших свои жестокие порядки в пограничном городе Синьцзяна. Но не мог я понять одного: как эта женщина-чародейка добилась такой чести? Ведь ей была посвящена одна из самых чудесных песен моего народа!

И однажды я встретил человека, когда-то жившего в Суйдуне и посещавшего майданхану, как называли там дом Джухазы. Нияз был уже не молод, но не замыкался в себе, как это бывает с людьми его возраста. Я стал расспрашивать его о городе Суйдуне и Джухазе, владелице веселой майданханы. Выслушав меня, дядя Нияз улыбнулся, провел пальцем по серебру длинных усов. Он радовался, что я заставил его вспомнить годы безрассудной молодости.

— Это было во время гражданской войны, — так начал он свой рассказ. — Хотя я был одиноким сиротой и батрачил у местных баев, но не понимал, что такое революция, не знал, на чьей стороне правда, почему некоторые мои соплеменники уходят в соседнюю страну. Вот и я вместе с ними очутился в Суйдуне. Кого только не было там в то время! Торговцы из Кульджи и Кашгара, русские беглецы, дутовские головорезы, контрабандисты…

Люди эти занимались каждый своим привычным делом, но досуг проводили в кутежах и пьянстве, как бы стараясь этим показать, что их не волнуют грозные события тех лет.

Мне пришлось стать поденщиком.

Однажды один из моих приятелей сказал, что в Суйдуне есть такой дом, где всегда звучит прекрасная музыка и струится дым кальянов.

— Пойдем туда, — сказал он.

Я еще не знал, что иду к той, о которой сложены песни, к живой легенде Суйдуна.

Мы зашли в просторный, чисто подметенный двор. Возле беседки, обвитой плющом, дымили самовары. Шашлычники священнодействовали, нанизывая на вертела куски баранины. Приветливый юноша-слуга вышел к нам навстречу и провел нас в дом.

В большой комнате собралось множество гостей. Седобородые старцы были облачены в одежды, сшитые из бекасама — дорогой ткани ручной работы. Хозяйка майданханы сидела между двумя белыми, как лунь, чалмоносцами. Убого одетые гости, расположившиеся у входа, по виду были похожи на странствующих нищих и бродячих музыкантов. Джухаза сделала нам знак, чтобы мы сели рядом с ними, у самого порога.

— Добро пожаловать, гости, — приветливо сказала она нам, и мне показалось, что в ее словах был какой-то вопросительный оттенок.

У Джухазы был высокий лоб, прямой нос и сросшиеся на переносице брови. Глубокий свет мерцал в ее глазах, прикрытых длинными ресницами. Она была прекрасна!

— Прошу вас, гости! — сказала она, когда подали чай, и взяла в руки свой дутар.

— Мы беженцы, ханум, — тихо промолвил мой спутник.

В ответ на это Джухаза улыбнулась и сделала знак юноше-слуге. Тот протянул моему приятелю кальян, потом подал алый раскаленный уголь, зажатый в железных щипцах. И другие гости потянулись за кальянами.

Я охмелел от гашишного дыма и звуков дутара. Первая песня Джухазы, пропетая в тот вечер, до сих пор звучит у меня в ушах.

Побыв не раз в доме Джухазы, я заметил незыблемый обычай, установленный там. Джухаза пела и играла на дутаре, лишь после этого начинали состязаться между собой музыканты. Первым играл прославленный хафиз Амритдин-хальпе, былой толкователь корана, потом исполняли достан под звуки дутара, тамбура и бубна, а в самом конце звучал лишь один тамбур. Я оставлял в майданхане последние гроши. Меня притянул к себе, поглотил и растворил волшебный мир музыки и прекрасной песни.

С кем только я не познакомился за эти два года в доме Джухазы! Мусульманские священники, странствующие дервиши и маддахи, рассказывавшие о жизни и подвигах ревнителей веры. Среди моих сверстников, очарованных прекрасной Джухазой, был и Розы, прозванный потом Тамбуром. Теперь его все знают как музыканта и композитора.

А в те годы он сначала служил у Джухазы мальчиком и подносил гостям кальян, потом стал играть на дутаре. Джухаза привязалась к нему, как к брату. Каким-то чувством она постигла и мою преданность к ней, сделала меня домашним слугой и поселила в одной комнате с Розы.

Я не мог заметить за Джухазой ничего предосудительного. Почему она жила так бескорыстно и беспечно? Она не старалась умножить свои доходы, без остатка тратила деньги или отдавала их нищим, дервишам, странникам, музыкантам. Про нее говорили, что она — уроженка Кашгара. Но как она очутилась в Суйдуне — никто не знал.

Меня зачастую поражала та жадная любознательность, с которой она расспрашивала бывалых людей об уйгурах, узбеках, казахах, живущих в Советской России. Джухаза стремилась узнать о новых законах жизни, установленных «красными русскими».

* * *

Однажды Джухаза отправила меня вместе с Розы на горные пастбища купить баранов. Я забыл — осенью или весной это было, помню лишь, что тогда снег шел вперемежку с дождем. В тот день улицы Суйдуна вдруг необычайно оживились. Скрипели арбы, груженные каменным углем и дровами, люди торопливо гнали вьючных ослов и быков. Состоятельные горожане мчались куда-то на своих фаэтонах.

— Почему такая суета? — спросил я Розы.

— Да, говорят, что в Суйдун приезжает муфтий всего Алтышара, якобы на совет с джандралом Дутовым.

Хоть и смутно, но тут уж я понимал, что эти гости зря с Дутовым встречаться не будут. Мной овладело тревожное чувство.

— Советская власть окрепла, — вдруг промолвил Розы, будто угадывая мои мысли. — Не так-то просто ее свалить. Ничего у них не выйдет, сил не хватит!

Я удивился словам Розы. Ведь он впервые заговорил о Советской Родине, до которой, казалось, было рукой подать. Но она была отделена от нас, как любая из звезд на ночной небе.

На обратном пути с пастбища мы увидели внизу город Суйдун, распластавшийся в долине, как огромная птица. Голые деревья суйдунских садов были похожи на перья, кое-где