Шрифт:
Закладка:
Иноходец оставил щипать траву, подошел к Рахмедину и смирно замер рядом, чуть покачивая головой, и грива его легла Рахмедину на грудь. Рахмедин встал, обнял иноходца и поцеловал его в жилистую соленую шею. Потом они медленно побрели рядом в степь по тугой бледно-зеленой траве. Впереди на землю опустилось помутневшее закатное солнце, чуть размытое сырым теплым ветром, а они все шли и шли, словно оставляя позади тяжкие вчерашние дни, освобождаясь от тревог и усталости…
А потом незаметно земля меняла цвета, менялись и степные ветры — ласковые, теплые на хлесткие и стылые, скрывалось за облаками небо и опять зависало над головой чистым голубым куполом, — и прошел год. Было кому запасти в зиму корма — следом за Рахмедином вернулись и другие уцелевшие мужчины села — и табун вышел к весне гладким, холеным, словно и не зимовал. Но все равно весна была праздником. И потому в день, когда пришел срок выводить табун на весенние пастбища, Рахмедин проснулся на рассвете, прошел к конюшням по проселку, подламывая еще фронтовыми сапогами звонкий полый ледок, и у ворот, рядом с коновязью, сел на вросшую в землю тесину дожидаться рассвета. Покуривал, слушал всхрапывания, грузный стук копыт, представляя, как кони его табуна переминаются, покачивают головами в теплой темной конюшне.
Иноходец оправдал его надежды. Он налился телом, стал спокойнее, тверже в поступи, после линьки покрылся густой лоснящейся шерстью, и старые ссадины и болячки затянулись пятнами белой щетины. Рахмедин понял, что пришла пора сызнова приучать иноходца к седлу, и он ездил понемногу на нем, стараясь делать это подальше от людских глаз, где-нибудь в степи, раскинувшейся вокруг села.
Молодой председатель не забывал говорить при каждой встрече:
— Ну, ака, как ваш несравненный иноходец? Не слишком ли он заботит вас? А то, может, отправим его на убой? Он теперь на мясо без всяких разговоров подойдет!.. — и смеялся при этом.
Рахмедин терпеливо сносил все ехидные замечания председателя, всякий раз объяснял, что иноходец окреп, но прежнего хода у него пока нет и он еще не может привыкнуть к собственной скорости. Рахмедин действительно чувствовал, что иноходец вот-вот войдет в прежнюю манеру бега, и он не торопил коня, незаметно исподволь тренировал его на ходу, уже пробуя для предстоящей скачки.
Однако терпение председателя истощилось раньше срока. Однажды он вызвал Рахмедина в контору и попросил при этом, чтобы тот приехал на своем «тулпаре». Рахмедин появился под окнами конторы на старом мерине. Председателю это не понравилось.
— Хватит! — сказал он Рахмедину, едва тот переступил порог кабинета. — Я говорил, что проку с него не будет, даже до конторы не может добраться! Одна морока с ним! У нас колхоз, а не приют престарелых лошадей! Хватит! Завтра же пришлю зоотехника, если он скажет, что твой «тулпар» ни на что не годен, вон эту клячу из табуна. Тоже мне, брах[29] нашелся в моем колхозе!..
Рахмедин понадеялся, что председатель пошумит-покричит да и остынет. Но утром следующего дня к конюшням подъехали двое — председатель и зоотехник.
— Ну, Рахмедин, сейчас будем комиссовать твоего иноходца, — крикнул насмешливо председатель вместо приветствия, специально горяча своего коня. — Или ты сам сведешь его на убой, а я вернусь в контору?
Зоотехник повертелся вокруг иноходца, зацокал языком, как фазан.
— Прекрасный конь! Что значит год отдыха да умелые руки! Ожил прямо-таки иноходец, ожил!
Зоотехник явно подыгрывал председателю. «Сговорились», — подумал, нахмурившись, Рахмедин и решил не поддаваться искушению сейчас же обставить председателя вместе с его конем. Но председатель откинулся в седле и презрительно фыркнул.
— Чего болтать попусту! Конь проверяется в деле. Вот поскачем, тогда и видно будет, кто чьей пыли наглотается!
Это было уже слишком. Рахмедин молча заседлал иноходца под насмешливыми взглядами председателя и зоотехника. Затягивая подпруги, он видел, как зоотехник подмигивает председателю: ага, мол, завели мы его!
Рахмедин неторопливо сел на иноходца, прочувствовал, что заседлан он добро, сжал повод так, что побелели костяшки пальцев, и сказал негромко и отчетливо:
— Мы готовы.
— Вот так-то оно лучше, — не сменил тона председатель, хотя видел лицо Рахмедина. — Скачите до крайнего дома как можете, посмотрим, хватит ли его пройти село. — Председатель мотнул головой в сторону иноходца. — А я поскачу рядом.
Рахмедин, сдерживая себя, перевел дыхание и, стараясь показаться спокойным — вокруг уже собирались односельчане, — ровно произнес:
— Эх, сынок, последнее это дело — говорить так перед скачкой. Люди могут подумать, что ты просто болтун и хвастунишка!
Председатель оглянулся по сторонам и смешался, люди стояли вокруг молча, старики не смотрели на него.
— Извините, ака, — пробормотал председатель, чувствуя спиной взгляды сельчан. — Это я просто так, я…
Рахмедин тронул иноходца, не оборачиваясь, бросил:
— Отсюда начнем. Ну!.. — Он взмахнул плетью и сразу привстал на стременах, вытянулся над шеей иноходца.
Иноходец не ждал этого, он рванулся с моста, поскакал неровно, забирая повод, но тут же выправился, взял хороший для начала ход. И тут Рахмедина прорвало, он дал волю плетке. Иноходец захрипел, сбился с хода и опять нашел его, все убыстряя и убыстряя бег…
— Смотри, молодой, зад себе не отбей! — крикнул Рахмедин, обернувшись на миг, забыв обо всем на свете.
Иноходец летел уже во всю мощь. Село выплеснулось навстречу и стремительно надвинулось первыми домами… Председатель, видно, понял, что дело заворачивается нешуточное, он уже выбивал из своего коня все, что мог, но иноходец, вытянувшись, по-прежнему шел впереди.
— Давай! Рахмедин… Покажи ему! — вдруг закричали стоявшие на обочине проселка. — Рахмеди-ин, ты ведь джигит!
И все же молодой, рыжий, как верблюд, мерин председателя настиг-таки иноходца посреди села. Они поравнялись, потом мерин медленно начал выходить вперед…
— Рахмедин! Ака! Рахмеди-и-ин!..
И словно понял иноходец, что это была его последняя скачка, что не будет у него уже ничего, кроме этой скачки, — он заметно вытянулся, взял весь повод и натужно, но ушел от мерина! Хрипя, разбрасывая пену, он вынес Рахмедина на площадь, к конторе, и здесь надо было остановиться, но иноходец не слышал седока, хрипя, он выметнулся за село в степь и пошел по росной высокой траве…
Председатель прискакал вторым. Он сошел с коня, приблизился к толпе, которая громко расхваливала иноходца Рахмедина. Мальчишки уже оседлали крышу конторы и оттуда сообщали, что иноходец не слышит повода, что он идет во весь опор и что,
