Шрифт:
Закладка:
После этой трагедии, между Сарой и Наоми возникла крепкая дружба. Сара была на редкость откровенна с новой подругой, отнеслась к ней, как к члену своей семьи, рассказала ей историю своих предков. Она говорила о неодолимой семейной страсти к свободе, передающейся из поколения в поколение, об их тяге к открытым пространствам, не считающейся ни с какими препонами и границами. Семья ее матери была одной из первых, которая покинула пределы Старого города Иерусалима и перешла жить в квартал Монтефиоре – «Мишкенот Шаананим» (Жилища безмятежных). Когда ее мать вышла замуж, она вернулась в Старый город. Но закрытые стены мешали отцу. И когда родился сын, он перешел на сельскохозяйственную работу в Ришон ле Цион. Сару, как и отца, стесняли узкие переулки и стены. С юности она рвалась странствовать по миру. Сначала поехала в Багдад, чтобы стать воспитательницей в еврейском детском садике. Пересекла на арабском такси с пятью арабами пустыню по дороге в Сирию. Из Багдада уехала в Париж – учиться в Сорбонне, и затем оттуда вернулась в страну Израиля и поселилась в Герцлии. Здесь в 1933 она вышла замуж и родила в 1934 сына – Меира Хар-Циона. Когда ему исполнилось три года, семья переехала в Ришпон. Во время погромов 1936 родилась дочь Шошана, характером, как близнец, похожая на старшего брата. С началом Второй мировой войны родилась дочь Рахель. И так, под знаком войн, происходили основные события в семье. Когда грянула война за Независимость, семья разделилась. Мать с двумя дочерьми перешла в кибуц Бейт Альфа, отец и сын Меир – в кибуц Эйн Харод.
«Фортепиано, как говорится, стало последней соломинкой, сломавшей хребет верблюду я хотела воспитывать детей не так, как было принято в тридцатые и сороковые годы. Живя в Ришпоне, мы купили фортепиано, которое также укрепило дружбу между Шошаной и Меиром. Время от времени мы устраивали в доме концерты. Но фортепиано все время вызывало в семье скандалы. Отец моих детей хотел его продать и на вырученные деньги купить корову. Я была против, и фортепиано оставалось на месте. Однажды я уехала на неделю из дому в Иерусалим, ухаживать за больным отцом. Когда он немного пришел в себя, я вернулась. Но меня ожидало тяжкое разочарование. Мой муж осуществил свою угрозу, обменял фортепиано на корову. Я не могла смириться с его предательством, и окончательно рассталась с ним. С детьми уехала к брату в кибуц. Кстати, спустя немного времени, корова издохла.
Расстояние не ослабило связи брата с сестрой. Вместе они уходили в походы, нарушая границы, стеснявшие их. Они странствовали, как по открытым, так и запрещенным для посещения местам – Издреельской, Иорданской долинам, и долине Бейт Шеан. Их очаровывала красота пейзажей, волновали хребты гор, возносящиеся в небо. Брат и сестра были очарованы природой Израиля. Какая-то таинственная сила заставляла их преодолевать трудности, чтобы добраться до манящей, словно бы, дремлющей, вершины. Они исходили вдоль и поперек всю страну, не обращая внимания на предупредительные надписи – «Стой! Перед тобой – граница!» Подчиняясь лишь страсти к свободе, они шли по местам, где еще не ступала нога человека. Влюбленные в природу, они чувствовали себя властелинами пространств, и шли «по долинам и по взгорьям», как поется в песне, упиваясь свободой юности.
Однажды Сара и Наоми сидели у подножья горы Гильбоа. Сара, глядя на вершину горы, сказала Наоми: «Меир и Шошана, еще детьми, одни поднимались ночью на эту пограничную вершину.
А когда дети повзрослели, ты знала об их странствиях и приключениях?»
«Знала и боялась. Я жила в постоянном страхе. Пыталась всякими уловками удержать их дома, но знала, что это невозможно. Я их понимала, потому все мы в этой семьи сделаны из одного материала.
От этих рассказов у Наоми замирало дыхание. Однажды сестра и брат пересекли иорданскую границу. Иорданцы были потрясены, увидев их. Подумали, что это привидения и дали им убежать. А как Сара переживала, когда ее дети попали в плен в Сирии. В дни праздника Суккот, в 1951 году, вооруженные хорошей топографической картой, они ходили по Цфату, по горе Кнаан, по долине, граничащей с севера, затем продолжили свой путь вдоль реки Иордан, от Хулы к озеру Кинерет. Когда они дошли до моста Бнот Яаков, полицейский, охраняющий мост не предупредил их, что на юг, где находилась нейтральная зона, идти опасно. Пасторальный пейзаж очаровал их. Стада паслись, понукаемые арабскими пастухами. Дождь застал брата и сестру, когда они со скалы любовались озером и окаймляющими его горами. Дождь, превратившись в ливень, заставил их спрятаться под деревьями. Вдруг раздались голоса, шум, выстрелы, и они, в страхе, залегли. К ним приблизились арабы, избили, и с криками и понуканьем отвели под конвоем в следственную камеру в Кунейтру. Там их допрашивали с пристрастием, посадили в две смежные комнаты, так, чтобы издевательства сирийских солдат над сестрой доходили до слуха брата. На следующий день их перевели в полицейский участок, в Дамаск, и после допроса увезли в военную тюрьму. Спустя две недели их неожиданно освободили.
Сара рассказала Наоми, о первой романтической связи дочери с парнем из кибуца Дгания. Она сблизилась с ним только потому, что он без конца говорил о преклонении перед ее героическим братом. Но соединиться с ним она была готова только на вершине Гильбоа. Их любовь трагически завершилась убийством в Иудейской пустыне.
«В течение 1954 года Меир участвовал в атаках на места концентрации иорданских войск, – десятого июля, второго августа, тридцатого августа, второго сентября. Одиннадцатого декабря 1955, Меир командовал силами, которые совершили нападение на укрепление Курси на Голанских высотах. Он мужественно сражался с сирийцами до завершения операции и получил награду за храбрость. Десятого сентября 1956 года Меир Хар-Цион был тяжело ранен в бою. Его оперировал прямо на поле боя доктор Анклович, открыв ему дыхательное горло, и тем спас ему жизнь. Врача также представили к награде за мужество. Меир вынужден был покинуть подразделение 101, и
