— Не стоит. — Мазуревичуте встала. — Если память мне не изменяет, мы впервые в жизни так поговорили. Почти, как подруги.

— А почему бы нам, в самом деле, ими не стать? — предложила Эмма Витольдовна.

— Хорошее предложение, я подумаю над ним. Спокойной ночи, — попрощалась Мазуревичуте.

Эмма Витольдовна проводила ее взглядом. Интересно, что только что было, подумала она? Они действительно с этой минуты стали подругами?

95

Майя и Лагунов отдыхали после бурного всплеска страсти. Они лежали рядом, но ментально находились далеко друг от друга. Каждый по-своему переживал эти мгновения, которые объединили их на недолгое время и тут же разъединили, когда оно завершилось.

Первой вернулась к действительности Майя. Она подняла голову и посмотрела на своего партнера.

— Эй, на мосту, ты где?

Лагунов тоже слегка приподнялся.

— Я тут, рядом с тобой.

Майя покачала головой.

— Несколько минут тебя тут не было.

— Где же я был, по-твоему?

— Этого я знать не могу, могу лишь сказать, что в другом месте. Я заметила: после секса ты всегда уходишь от меня.

— Тебя это огорчает?

— Да.

Лагунов снова посмотрел на Майю, на этот раз с некоторой настороженностью.

— Неужели даже ненадолго нельзя уйти? — сыронизировал он.

— Сначала уйдешь на несколько минут, потом на несколько часов, потом — навсегда.

— Прямо программа действий, — теперь уже засмеялся Лагунов. — Ты мне подсказала, как следует поступить. Ты словно чего-то боишься.

— Да, боюсь и что?

— Ничего, просто хочется узнать, что тебя пугает?

— В самом деле, хочется? Или только ради вежливости?

— В самом деле, — заверил Лагунов. Но ан самом деле, он был в этом совсем не уверен.

Майя придвинулась к нему и положила голову на плечо.

— Я дочь своего отца — Каманина Феликса Александровича.

— Это мне известно. И что из этого следует?

— Из всех его детей я самая обыкновенная. Я просто обыкновенная.

— Ты необыкновенная…

— Не надо, я знаю, что говорю, — перебила его Майя. — Такой уж уродилась. И ничуть о том не жалею. А потому мне и хочется самого обыкновенного. Кроме мужа и детей мне по большому счету ничего и не надо. Без остального вполне можно обойтись. Может, даже, если ничего этого не будет, то к лучшему.

— Вот как, не знал, что ты такая, — удивился Лагунов.

— Ты представлял меня другой?

— Другой. Вы тут все немного, а некоторые и много чокнутые.

— И Рута? — Майя даже не скрывала, что внимательно наблюдает за его реакцией.

— И она тоже, — подтвердил Лагунов.

— А мне кажется, что нормальней ее просто не бывает.

— И это тоже так.

— Я ничего не понимаю, так она нормальная или нет?

— Она нормальная, но она хочет достичь того, к чему нормальные люди не стремятся.

— Например?

— Улучшить мир.

— Вот как! Значит, по-твоему, улучшать мир могут только ненормальные.

— А разве не ясно, что улучшить мир невозможно. Он просто не меняется. Поэтому просто нет смысла заниматься подобными делами. Разве нет?

— Что же ты предлагаешь?

— Ничего не предлагаю. Пусть все будет так, как есть. К тому же не все так и плохо, есть кое-то и приятное. — Рука Лагунова поползла по телу Майи.

Но ее в данный момент интересовали другие вопросы. Майя скинула руку журналиста с себя.

— Подожди, еще успеем. Вся ночь наша.

— Что же ты хочешь?

— Тебя понять.

Лагунов скосил на нее глаза.

— Лучше не стоит так рисковать, — усмехнулся он. На несколько секунд он задумался. Затем встал с кровати, голым дошел до висящего на спинке стула пиджака, достал из кармана диктофон. Затем вернулся на прежнее место. — Послушай.

— Что?

— Фрагмент интервью твоего отца. — Лагунов включил диктофон.

«Наличие сознания еще не делает человека человеком. Наоборот, гораздо распространенней явление, когда оно низводит его на самый низкий уровень, превращает в ужасное существо, способное на любые зверства. Перед каждым из нас как бы поставлена задача стать человеком. И если он ее не реализует, то никогда им и не станет. Наша гигантское заблуждение в том, что мы все полагаем, что раз родились биологическим человеком, то уже им и являемся. Ничего подобного, биологический человек — это вовсе не человек нравственный и духовный, а следовательно, сознательный.

«Получается, по-вашему, что подавляющее большинство людей назвать человека нельзя. Это какие-то недочеловеки, так их можно называть».

«Недочеловеки — пожалуй, это удачное название. С вашего разрешения буду им пользоваться».

«Но это же вы по сути дела его придумали, Феликс Александрович».

«Я не употребил этот термин в нарицательном смысле. Просто дал определение. А вы превратили его в термин. Это ваша большая заслуга».

«Спасибо, конечно. Но меня больше волнует другое, что же нам всем делать? И вообще, кто же мы тогда?»

«Вопросы закономерные. Биологически — мы люди, но парадокс в том, что люди так уж устроены, что их биологические и духовные сущности сильно разделены. В каком-то смысле они мало связаны между собой, разве только пребывают в одном теле. И задача человека начать их сближение. Только в этом случае биологический тип начинает обретать человеческие черты и качества. И пока это происходит весьма редко. А очень многие обманывают себя и других, что они становятся другими. Эти заблуждения крайне опасны».

«А вам не кажется, что вы проповедуете человеконенавистнические взгляды? За них можно и пострадать?»

«Не кажется, молодой человек. Ни я создал этот мир, ни я виноват, что он такой, а не другой. Нам нужно осознать реальность, только тогда появится возможность для трансформации. А для начала признать: мы еще не люди, у нас есть возможность ими стать, но пока ею пользуются единицы. Пока же мы биомасса, что-то вроде косяков сардин».

— Тут еще много всего, но в целом ты поняла, — сказал