– Нет, – ответил Лев Иванович. – Моя жена красивее. У нее все натуральное, – заявил он.

– Думаете, что все ненастоящее? – несколько разочарованно поинтересовался Викентий. – В двадцать три года-то – откуда деньги на пластику и прочее?

– Вот и узнай откуда, – посоветовал журналисту Лев Иванович. – Может, у нее родители миллионеры. Сведения, Викентий, мне нужны сведения.

– Понял, я же говорю, сделаем. Сейчас прямо и начну собирать, – затараторил Соловьев и добавил: – А вот и Станислав Васильевич приехал. Я скажу ему…

Из тату-салона вышел Белокуров и стал, прищурившись, оглядываться в поисках Гурова, надо полагать. В руках он держал мобильный телефон.

– Передай ему, что скоро приедем, – быстро прервал разговор Лев Иванович, вышел из машины и, махнув рукой, привлекая к себе внимание Шурика, позвал: – Александр Александрович, идите сюда!

21

– Проходите, садитесь. – Гуров посторонился, пропуская Белокурова в кабинет.

Тот вошел и, смущенно улыбаясь, встал на пороге. По-видимому, он никак не ожидал увидеть в помещении еще двоих мужчин, которые смотрели на него не просто серьезно, но даже сурово. Ни тени ответной улыбки или приветливости не скользнуло у них на лице, когда Шурик поздоровался с ними.

– Проходите, проходите, Александр Александрович, не стесняйтесь. Тут все свои. Сейчас сядем, поговорим, – слегка подтолкнул Белокурова в спину Лев Иванович.

Шурик снова сделал два шага и растерянно огляделся в поисках стула. Викентию вдруг стало его жалко. Задержанный выглядел вполне безобидно и напоминал маленького мальчика, которого впервые привели в группу детского сада и теперь хотели оставить вдалеке от материнского присмотра. Длинные белесые ресницы и ослепительно-синий взгляд Белокурова никак не ассоциировались у Викентия с хитрым и коварным помощником преступника.

– Вот, пожалуйста. – Журналист взял стул и подвинул его вошедшему.

Тот, вскинув белесые ресницы, посмотрел на Викентия с благодарностью и сел, выжидательно глядя то на журналиста, то на молчаливо наблюдающего Станислава, то на Гурова, который не торопясь снял легкий летний пиджак и закатывал рукава рубашки.

– Вы о Сашке Анохине узнать хотели? – ни к кому конкретно не обращаясь, спокойно и даже с наивностью в голосе поинтересовался Белокуров.

– И о нем тоже, – ответил Лев Иванович. – Станислав, можно тебя на пару секунд? – подозвал он Крячко.

Тот подошел, и они стали о чем-то тихо совещаться. Наконец Крячко кивнул, подошел к своему столу и стал что-то искать среди бумаг, кучей наваленных возле компьютера.

Лев Иванович достал бутылку воды из холодильника в углу кабинета и, сделав большой глоток, подошел и сел напротив Белокурова. Бутылку он поставил рядом на край стола.

– Александр Александрович Белокуров, – начал он говорить ровным и спокойным голосом, – тридцать пять лет, числится по адресу такому-то (Гуров назвал адрес прописки Шурика), не женат, проживает в гражданском браке с Лауш Ниной Ивановной…

– Женат, – с широкой улыбкой, не сходящей с его лица, поправил его Шурик. – Мы с Ниной зарегистрированы. Три года уже женаты.

Гуров удивленно посмотрел на Викентия, но тот только плечами пожал.

– Ну, хорошо, – не стал спорить Лев Иванович, – с этим мы потом разберемся. А пока посмотрите вот на эти, так сказать, произведения искусства и ответьте мне – это вы их рисовали?

Гуров принял из рук Крячко пачку распечатанных на принтере рисунков и протянул их Белокурову. Это были копии с портретов невест и несколько рисунков тату из каталогов разных мастеров. Станислав намеренно вложил в пачку чужие изображения, чтобы посмотреть на реакцию Белокурова.

Тот спокойно взял листки и стал рассматривать распечатки с той же неизменной улыбкой на губах. Глядя на него, Льву Ивановичу вдруг подумалось, что Шурик либо отлично умеет играть на публику, прикидываясь дурачком, либо Анохин его использовал втемную и Белокуров не в курсе, для чего он вообще рисовал портреты незнакомых женщин.

– Ну да, я рисовал, – просто и опять же с улыбкой ответил Шурик. – Только не все. Вот эти, – он вернул Гурову несколько листков, – не мои. Это ребята рисовали – Тим, Ланцет и Кролик. Это из их каталогов. А эти… – Белокуров снова с большим интересом пересмотрел рисунки, словно бы видел их в первый раз, – эти мои. Только портреты не из каталога, – посмотрел он на Гурова, ожидая от него дальнейших расспросов относительно именно этих изображений.

– А откуда эти портреты? Для кого вы их рисовали?

Вопрос задал Крячко, поэтому Шурик перевел взгляд синих глаз на него.

– Сашка Анохин мне их заказывал, – не пытаясь хоть немного соврать, ответил Белокуров.

– А зачем он вам их заказывал? Вы за деньги рисовали или чисто по-дружески? – На этот раз вопросы озвучил Гуров, и Шурик был вынужден теперь отвечать ему.

– За деньги, – признался Белокуров и тут же добавил: – Я не хотел сначала брать. Сашка – он ведь мне друг как-никак. Но он меня уговорил. Говорит, бери, складывай на счет. Со временем откроешь свой тату-салон или художественную студию. Я всегда мечтал иметь свою студию.

Шурик улыбнулся такой широкой и открытой улыбкой и так искренне и по-детски открыто посмотрел на Льва Ивановича, что Гуров, не выдержав его взгляда, отвел глаза.

– А для чего ему эти портреты нужны были, ваш друг не говорил? – озвучил следующий вопрос Станислав.

Белокуров опять посмотрел на Крячко, но на этот раз уже без улыбки и с растерянностью во взгляде.

– Нет, не говорил. Просто попросил меня рисовать портреты с фотографий, которые он мне будет присылать, и все. А зачем… Сашка, он знаете какой?.. Он… – Шурик на секунду задумался, а потом, уверенно тряхнув белобрысой головой, сказал с нескрываемой завистью в голосе: – Его женщины любят. Наверное, он им приятное хотел сделать – дарил их портреты. Вы знаете, сколько стоит заказать портрет у настоящего художника? – спросил он у Гурова, словно ожидая, что именно он будет задавать ему, Шурику, следующий вопрос.

– Нет, не знаем, – серьезно ответил Лев Иванович. – Никогда не приходилось заказывать. И что – дорого?

– Дорого, – кивнул Шурик. – Десять тысяч и больше. Все зависит от материалов, сложности работы и стиля прорисовки.

– И сколько он платил вам за каждый такой портрет?

– Мы договорились на тридцать тысяч независимо от сложности, – признался Белокуров. – Но он от меня и не требовал никаких сложностей. Говорит, рисуй как хочешь и чем хочешь, главное, чтобы все мои красотки… – Шурик снова заулыбался. – Он так и говорил – красотки… да, так главное – чтобы они в наряде невесты были. А фон, на котором будет нарисован портрет и стиль, и все остальное – на мое усмотрение. Сашка, он добрый.

Гуров, Крячко и Викентий при таких словах Шурика