было налажено производство тысяч наименований машин и приборов, которые ранее не производились вообще. В ряде отраслей советской промышленности технический уровень уже не уступал аналогичному уровню самых передовых буржуазных держав, например в черной металлургии и электроэнергетики, а кое в чем даже превосходил. Правда, в других отраслях это отставание все еще сохранялось, но и оно заметно уменьшалось.

При этом надо признать, что до сих пор отсутствуют сводные данные о масштабах такого отставания, что породило давнюю дискуссию во всем экономическом сообществе. Например, академики С. Ю. Глазьев и Д. С. Львов[633], сопоставляя отставание СССР от «эталонных государств буржуазного мира», утверждают, что с 1950 года разрыв между техническим уровнем советской экономики и экономикой ведущих западных держав неуклонно увеличивался. Однако их оппонент профессор Г. И. Ханин[634], ознакомившись с исходными данными их расчетов, резонно усомнился в их «полной убедительности и обоснованности». По его предположению, основанному на детальном анализе статистических данных, в 1950-е годы по гражданской технике и технологии отставание СССР от США не увеличивалось, а, напротив, сокращалось, в том числе за счет бурного развития военной техники, на которую приходилось более половины всей продукции советского машиностроения. Более того, по целому ряду важных позиций, в том числе производству водородного оружия, зенитных и баллистических ракет, средних танков и артиллерийских систем, отставание было минимальным или, напротив, превосходило показатели так называемых «эталонных государств». Кроме того, тот же Г. И. Ханин уверяет, что по таким ключевым отраслям, как черная металлургия, электроэнергетика и станкостроение, отставание было либо минимальным, либо вовсе было преодолено. Если сразу после войны по таким основным характеристикам развития черной металлургии и электроэнергетики, как мощность агрегатов (доменных и мартеновских печей, турбин и генераторов), СССР довольно серьезно отставал от США, то уже во второй половине 1950-х годов превзошел своего «конкурента». Что же касается станкостроительной промышленности, традиционно требующей очень высокой культуры производства, то здесь в одном только 1958 году на 14 ведущих станкостроительных заводах страны, где производилось свыше 40% всех отечественных станков, были введены поточные линии, в результате чего их выпуск вырос в три раза. Более того, в результате внедрения поточных линий на этих заводах резко (от 40 до 240%) выросла фондоотдача, что следует признать крупнейшим достижением всей советской индустрии того времени[635].

В Директивах по реализации VI-го пятилетнего плана предусматривался существенный рост капитальных вложений в неизменных ценах аж на 67%. Однако, учитывая практически двойное увеличение расходов на жилищное строительство и ввод в строй учреждений здравоохранения (поликлиник, больниц, здравпунктов и аптек), реальный рост капитальных вложений в производственную сферу был заметно меньше, чем в прошлой пятилетке. И тем не менее за три года VI-й пятилетки в строй было введено почти 2700 крупных промышленных объектов, в том числе Горьковский, Ярославский, Сталинградский и Омский нефтеперерабатывающие заводы, Мариупольский «Азовмаш», Жезказганский горно-металлургический комбинат, Заволжский моторный завод, Павлодарский комбайновый завод, Красноярский химико-металлургический завод, Серовский завод ферросплавов, Бердянский завод стекловолокна, Казанский завод математических машин, Новокаховский электромеханический завод, Чебоксарский агрегатный завод, Минский электротехнический завод, Ульяновский завод тяжелых и уникальных станков, Житомирский и Уманский заводы электроизмерительных приборов, Пензенский, Арзамасский и Махачкалинский приборостроительные заводы, Сталинградский, Барнаульский, Червоноградский и Нововолынский заводы железобетонных изделий, Пензенский и Омский электромеханические заводы, Алма-Атинский домостроительный комбинат, Саратовский химический комбинат, Ивановский камвольный комбинат, Красноярский шелковый комбинат, а также газопровод Ставрополь — Москва, что позволило газифицировать более 160 городов страны, и другие крупные объекты советской индустрии. Причем, как и в V-й пятилетке, особое внимание было уделено росту производства электроэнергетики, поэтому ускоренными темпами были построены и сразу введены в строй Волжская, Новосибирская, Иркутская и Абаданская ГЭС и Томь-Усинская и Верхнетагильская ГРЭС. Тогда же начался и первый этап создания Единой энергетической системы страны, которым руководил первый заместитель министра строительства электростанций СССР Петр Степанович Непорожний.

Если в целом говорить о темпах экономического развития страны в этот период, то, по оценкам авторитетных экономистов[636], они по-прежнему оставались довольно высокими. Однако экономические достижения уже не были столь впечатляющими, как в V-й пятилетке. Но самое главное состояло все же в другом: прервался переход к интенсивной экономике, начавшийся в предыдущей пятилетке. Уже в первые три года VI-й пятилетки наметились и серьезные сбои в развитии промышленного производства, в частности резко замедлился ввод новых мощностей в машиностроении, а значит, и рост парка металлорежущего и кузнечно-прессового оборудования. Если в V-й пятилетке парк токарных, фрезерных, расточных, шлифовальных, комбинированных и иных станков ежегодно увеличивался в среднем на 125 тыс. шт., то за три года VI-й пятилетки — только на 70 тыс. шт. Однако самым тревожным оказался спад в темпах роста производительности труда в промышленных отраслях, который, по оценкам известного американского экономиста Г. У. Наттера, упал в два раза — с 6% в V-й пятилетке, до 3% в VI-й пятилетке[637]. То же самое касалось и темпов снижения себестоимости продукции, которая в годовом исчислении упала с 4–5% до 2,5–3%. Вместе с тем надо признать, что многие советские экономисты, в частности профессор С. А. Хейнман очень критически относились к этим оценкам заокеанского коллеги, утверждая, что Г. У. Наттер был типичным «статистическим манипулятором», сознательно дававшим ложные расчеты, пытаясь доказать экономические преимущества российского имперского периода перед советским[638].

Причины такого положения вещей носили многофакторный характер, но, как утверждают целый ряд ученых (А. В. Пыжиков, А. В. Сушков, Г. И. Ханин, А. С. Галушка[639]), самые негативные последствия для развития советской экономики имели два важ ных институциональных изменения, происшедших после смерти И. В. Сталина. Во-первых, в системе всех органов управления, отвечавших за экономику страны, невероятно возросла роль партийного аппарата в центре и на местах, особенно после разгрома «антипартийной группы». Причем, помимо неизбежной подмены государственных органов партийными структурами, произошло резкое и общее ухудшение качества руководства в связи с тем, что профессиональный состав партийных органов был куда более слабым и безответственным, чем государственных. Кроме того, в результате разгрома «антипартийной группы» были отстранены от хозяйственного руководства такие крупные и опытнейшие руководители советской экономики сталинской эпохи, как В. М. Молотов, Л. М. Каганович, М. Г. Первухин, М. З. Сабуров, Б. Л. Ванников и А. С. Елян, а ряд из них — А. П. Завенягин, В. А. Малышев, И. А. Лихачев и И. Ф. Тевосян — умерли в самом расцвете сил от непомерно тяжелой работы и болезней. Пришедшие им на смену руководители, конечно, были их «учениками», однако гораздо менее авторитетными, жесткими и энергичными, чем их «учителя».

Во-вторых,