class="p1">Суровый приказ из Петербурга, предписывавший «положительно докопаться до сути дела» и арестовать виновных, радовал только сердце Страхова, председателя следственной комиссии, который теперь был волен делать все, что ему заблагорассудится. Он раскинул сеть исследований во все более широких кругах. Терентьева и другие свидетельницы, хорошо питавшиеся в тюрьме и ожидавшие не только амнистии, но и вознаграждения за свои услуги, все больше и больше давали волю своему воображению. Они «вспомнили» и раскрыли перед следственной комиссией десятки религиозных преступлений, которые, как они утверждали, были совершены евреями до Велижского дела, такие как убийство детей в пригородных постоялых дворах, осквернение церковной утвари и тому подобные злодеяния.

Комиссия не замедлила сообщить новые разоблачения царю, который зорко следил за развитием дела. Но Комиссия явно перестаралась. Царь начал подозревать, что в этом бесконечно растущем клубке преступлений есть что-то неладное. В октябре 1827 г. он приложил к отчету комиссии следующую резолюцию: «Абсолютно необходимо выяснить, кто были эти несчастные дети; это должно быть легко, если все дело не является жалкой ложью». Его вера в виновность евреев явно пошатнулась.

В стремлении восполнить недостаток вещественных доказательств комиссия в лице Хованского связалась с губернаторами черты оседлости, поручив им получить сведения обо всех местных ритуальных убийствах прошлых лет. Следствием этих расследований стало возрождение гродненского дела 1818 г., которое было «оставлено в забвении». Некий новообращенный по имени Градинский из местечка Бобовня Минской губернии заявил перед следственной комиссией, что готов указать на описание ритуального обряда убийства в «секретном» еврейском сочинении. Когда книга была выпущена и инкриминируемый отрывок переведен, выяснилось, что он относится к еврейскому обряду забоя животных. Отступник, пойманный таким образом с поличным, признался, что стал доносчиком в надежде нажить деньги и был по императорскому повелению отправлен в армию. Доверие Петербурга к деятельности Велижской следственной комиссии все больше и больше пропадало. Хованский был уведомлен, что «его величество император, заметив, что Комиссия основывает свои выводы большей частью на догадках, придавая значение припадкам и жестам обвиняемых во время допросов, преисполнен опасения, как бы комиссия, увлеченная усердием и антиеврейские предубеждения, действовать с определенной долей предвзятости и бесцельно затягивать дело».

Вскоре после этого, в 1830 году, дело было взято из рук комиссии, запутавшейся в сети лжи — Страхов тем временем умер, — и передано в Сенат.

Отягощенные кошмарными масштабами материала, который успела накопить Велижская комиссия, члены Пятого департамента Сената, которому было поручено дело, склонялись к тому, чтобы объявить обвинительный приговор и приговорить осужденных евреев к высылка в Сибирь, с применением кнута и нагайки (1831). В высшей судебной инстанции, пленарном заседании Сената, возникли разногласия, большинство проголосовало за виновных, а трое сенаторов, ссылаясь на указ 1817 г., высказались за то, чтобы отпустить узников на свободу, но при этом оставить их в живых. под наблюдением полиции.

В 1834 году дело дошло до высшего суда Империи, Государственного совета, и здесь впервые вскрылись подлинные факты.

Правда нашла своего защитника в лице престарелого государственного деятеля Мордвинова, владевшего имениями близ Велижа, и, будучи хорошо знаком с городскими евреями, возмущался состряпанными против них ложными обвинениями. В качестве председателя Департамента по гражданским и церковным делам Государственного совета Мордвинов, тщательно проанализировав улики, сумел в ряде заседаний полностью разрушить воздвигнутую Страховым и Хованским Вавилонскую башню лжи и привести доказательства. что генерал-губернатор, ослепленный антиеврейскими предрассудками, своими сообщениями ввел правительство в заблуждение.

Департамент по гражданским и церковным делам, убедившись в доводах Мордвинова и других борцов за правду, вынес решение об освобождении обвиняемых евреев и вознаграждении за их невинные страдания, а христианских доносчиков, высланных им в Сибирь.

Пленум Государственного совета согласился с решением Департамента, отклонив только пункт, предусматривающий вознаграждение страдальцев. Вердикт Государственного совета был представлен царю и получил его одобрение 18 января 1835 г. Он гласил: Государственный совет, внимательно изучив все обстоятельства этого сложного и запутанного дела, находит, что материалы свидетелей Терентьева, Максимова и Козловская, содержащие многочисленные противоречия и нелепости и лишенные всех положительных доказательств и несомненных выводов, не могут быть приняты в качестве законных доказательств для осуждения евреев за вменяемые им тяжкие преступления, а потому, постановляет следующее: 1. Евреев, обвиняемых в убийстве солдатского мальчика Емельянова и в других подобных деяниях, о которых идет речь на Велижском процессе, при отсутствии против них какого бы то ни было обвинения освободить от дальнейшего суда и дознания.

2. Вещественные свидетели, крестьянка Терентьева, солдатка Максимова и Шиахта. женщина Козловста, уличенная в произнесении клеветы, которую они ничем не могли подтвердить, сослаться в Сибирь на постоянное жительство.

3. Крестьянскую девку Еремееву, представившуюся в простонародье прорицательницей, передать к попу для увещевания.

После прикрепления своей подписи к этому приговору. Николай I собственноручно прибавил следующую характерную резолюцию, которую не следовало оглашать:

Разделяя мнение Государственного совета о том, что в данном случае вследствие неясности юридических выводов не могло быть принято никакого иного решения, кроме того, которое воплощено в подтвержденном мною мнении, считаю, однако, необходимым добавить что у меня нет, да и не может быть внутреннего убеждения, что убийство совершено не евреями. Многочисленные примеры подобных убийств... показывают, что среди евреев, вероятно, есть фанатики или сектанты, считающие христианскую кровь необходимой для своих обрядов. Это представляется тем более вероятным, что, к сожалению, даже среди нас, христиан, существуют иногда не менее ужасные и непонятные секты. Словом, я ни на минуту не думаю, что этот обычай является общим для всех евреев, но я не отрицаю возможности, что среди них могут быть фанатики столь же ужасные, как и среди нас, христиан.

Приняв эту мысль в голову, Николай I отказался подписать второе постановление Государственного совета, тесно связанное с приговором: всем губернаторам предписать руководствоваться впредь указом 1817 г., запрещающим возбуждать дела о ритуальных убийствах «только из предубеждения». Отвергая этот предрассудок в его полном виде, царь признавал его отчасти, в несколько ослабленной форме.

К концу января 1835 г. в город Велиж прибыл Высочайший указ, предписывавший освобождению оправданных евреев, открытию синагог, опечатанных с 1826 г., и возврату евреям священных свитков, которые были были конфискованы полицией. Подземелье было теперь готово выдать своих обитателей, чьи силы были истощены долгим заключением, а некоторые из них умерли во время заточения. Синагоги, в которых раньше не звучали стоны мучеников, теперь были открыты для молитв освобожденных. Осадное положение, которое душило город в течение девяти долгих лет, наконец было снято; террору, преследовавшему изгнанную общину, пришел конец. В летопись еврейского мученичества добавлена новая страница, одна из самых мрачных, несмотря на ее «счастливый» финал.