расценивается Воронцовым как «кровавая операция над целым классом людей», которому грозит «не только лишениями, но и уничтожением через бедность».

Смею думать, — этими словами Воронцов заключает свой меморандум, — что эта мера и вредна, и жестока. С одной стороны, сотни тысяч рабочих рук, помогающих мелкой промышленности в провинции, будут отброшены в сторону, когда нет и еще долго не будет возможности заменить их. С другой стороны, крики и стоны такого огромного числа несчастных послужат упреком нашему правительству не только в нашей стране, но и за пределами России.

Со времен Сперанского и единомышленников «Еврейского комитета» 1803 и 1812 годов руководящим кругам Петербурга не приходилось слышать таких мужественных и правдивых слов. Возражения Воронцова заключались в сокрушительной критике всей ошибочной экономической политики правительства, клеймящего мелких торговцев и посредников как вредный элемент и строящего на этом целую систему антиеврейских гонений и жестокостей. Но Петербург не поддавался рассудку. Единственная уступка, вырванная у «еврейского комитета», состояла в замене термина «бесполезный» применительно к мелким торговцам обозначением «не занятый производительным трудом».

Жестокий проект еще долго продолжал привлекать внимание «Еврейского комитета». В апреле 1815 г. председатель Комитета Киселев обратился с циркуляром к генерал-губернаторам, в котором указывал, что после издания законов об учреждении Коронных училищ и об упразднении кагалов — законов, которые были направлены на «ослабление влияния Талмуда» и уничтожение всех учреждений, «воспитывающих обособленную индивидуальность евреев», — настала очередь проводить в жизнь посредством предложенной классификации меры, направленные на «перевод евреев на полезный труд». Из постановлений, имеющих тенденцию влиять на евреев «культурно», циркуляр подчеркивает, что запрет на еврейскую одежду вступает в силу по прошествии пяти лет.

Все упомянутые постановления, — пишет Киселев, — изданы и будут изданы отдельно, «чтобы скрыть их взаимосвязь и общую цель от фанатизма евреев». По этой причине его императорскому величеству было милостиво приказано приказать мне сообщить обо всех упомянутых планах генерал-губернаторам конфиденциально.

Однако, похоже, русские власти сильно недооценили политическое чутье евреев. Они не знали о том, что петербургский заговор против жидовства уже давно разоблачен в черте оседлости, хотя бы по той причине, что заговорщики не были достаточно умны, чтобы спрятать хотя бы на время карающий кнут под плащом «культурные реформы.

4. ЗАМЕСТИТЕЛЬСТВО ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКОГО ЕВРЕЯ

Маска русского правительства вскоре была сорвана и перед «да» Западной Европы. На начальном этапе кампании Лилиенталя общественно настроенные евреи Западной Европы были склонны полагать, что для их единоверцев в России наступает счастливая эра. По настоянию Уварова Лилиенталь вступил в переписку с Филиппсоном, Гейгером, Кремье, Монтефиоре и другими вождями западноевропейского еврейства, заявляя об их моральной поддержке школьной реформы и дойдя до того, что приглашал их к участию. в работе Раввинской комиссии, созванной в Петербурге.

Ответы этих видных евреев были полны лестных отзывов об усилиях Уварова. «Allgemeine Zeitung des Judentums» в начале сороковых годов выразила общее мнение, что эпоха гонений в России подошла к концу.

Высылка за границу 1843 г. подействовала на этих энтузиастов как холодный душ. Они понимали, что безжалостное изгнание тысяч семей из дома и очага не совсем совместимо с «благими намерениями». Сенсационная новость облетела всю Германию: известный живописец Оппенгейм из Франкфурта-на-Майне отказался от работы над большой картиной, заказанной лидерами нескольких еврейских общин для представления царю. Картина была задумана как аллегория, изображающая восход солнца в темном царстве, но счастливые ожидания оказались блуждающими, и от плана пришлось отказаться. Вместо этого Западная Европа оглашалась стонами из России, предвещающими новые гонения и еще более жестокие схемы ограничений. Страдания русских евреев наводили на мысль, что долгом влиятельных евреев Запада было ходатайствовать за своих гонимых собратьев перед императором России.

Выбор пал на известного в Лондоне еврейского мецената сэра Мозеса Монтефиоре, состоявшего в близких отношениях со двором королевы Виктории.

Завоевав себе известность, отстаивая еврейское дело в Турции во время судебного процесса по делу о ритуальном убийстве в Дамаске в 1840 году, Монтефиоре решил предпринять аналогичную попытку в царской стране. В начале 1846 г. он отправился в Россию якобы в качестве путешественника, желающего ознакомиться с положением своих единоверцев. Монтефиоре, носитель личной рекомендации королевы Виктории российскому императору, был принят в Петербурге с большими почестями. Во время аудиенции, предоставленной Монтефиоре в марте 1846 г., царь выразил готовность получить от него через «Еврейский комитет» предложения, касающиеся положения русских евреев, основанные на информации, которую он собирал. в его путешествиях. Путешествие Монтефиоре по черте оседлости с посещением Вильно, Варшавы и других городов было отмечено большой торжественностью. Он был любезно принят высшими местными чиновниками, действовавшими по указанию из Петербурга, и повсюду встречал восторженный прием со стороны еврейских масс, ожидавших больших результатов от его заступничества перед царем.

Надо сказать, что эти ожидания не оправдались. По возвращении в Лондон Монтефиоре обращался с различными прошениями к Киселёву, председателю Еврейского комитета, к министру Уварову и к Паскевичу, тогдашнему наместнику Польши. Всюду он ратовал за смягчение суровых законов, давивших на его несчастных собратьев, за восстановление недавно упраздненной общинной автономии, за согласование школьной реформы с религиозными традициями еврейских масс. Царю доложили о содержании этих прошений, но все это было безрезультатно.

В том же году другой влиятельный иностранец предпринял неудачную попытку улучшить положение русских евреев за счет эмиграции. Богатый еврейский купец из Марселя по имени Исаак Альтарас приехал в Россию с предложением переселить некоторое количество евреев в Алжир, недавно перешедший под власть Франции. Подкрепленный рекомендательными письмами премьер-министра Гизо и других высокопоставленных лиц Франции, Альтарас вступил в переговоры с министрами Нессельроде и Перовским в Санкт-Петербурге и с вице-королем Паскевичем в Варшаве с целью получения разрешения на эмиграцию определенного числа евреев. из России. Он заверил, что французское правительство готово принять в Алжире в качестве полноправных граждан тысячи обездоленных русских евреев и что средства для их перевода будут предоставлены банкирским домом Ротшильдов в Париже. Сначала, находясь в Петербурге, Альтарасу сообщили, что разрешение на выезд из России будет дано только при условии уплаты установленного выкупа за каждого эмигранта.

Однако в Варшаве, которую он посетил позже, в октябре 1846 года, ему сообщили, что царь решил отказаться от выкупа. По какой-то необъяснимой причине Альтарас внезапно покинул Россию, и схема массовой еврейской эмиграции сорвалась.

5. ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ РОССИЙСКОГО ЕВРЕЙСТВА И СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ЭКСПЕРИМЕНТЫ

Попытка сократить еврейское население за счет эмиграции не удалась, перенаселенные еврейские массы продолжали хватать ртом воздух в своей черте оседлости. Малейшая попытка проникнуть за пределы черты оседлости во внутренние районы считалась