«За правое дело» Василий Гроссман описывает сцену перед битвой, в которой истощенные советские солдаты добираются до Волги, омываются в ее воде и погружают в нее свою форму, в символических и даже религиозных тонах, уподобляя эти действия обращению Киевской Руси в христианство в конце X века:

«Неизвестно, понимал ли он [маршал Тимошенко] или кто-то из тысяч людей, плескавшихся сейчас в воде, что они творят символический обряд. Это массовое крещение было, однако, судьбоносным моментом для России. Такое массовое крещение перед жуткой битвой за свободу на высоких утесах западного берега Волги могло стать не менее судьбоносным мигом в истории страны, чем массовое крещение, принятое в Киеве за тысячу лет до того, на берегах Днепра»[1011]. В том случае немцы не смогли взять под контроль могучую реку или пересечь ее; их попытки «осквернить» почти что священную реку были отражены. Герой сказа «Про Егорку лоцмана» ведет по Волге конвой судов и отмечает: «Пуще своей жизни люблю землю родную, Волгу-матушку вольную. Только нам она, матушка, подвластна, а ворогам лютым здесь смерть приготовлена»[1012].

В 1950–1960-е годы сентиментальное отношение к Волге продолжало отражаться в популярных песнях – например, «Волга в сердце впадает мое» и «А я без Волги просто не могу». В 1960-е годы огромную популярность обрела песня «Течет река Волга» в исполнении певицы Людмилы Зыкиной (слава которой оказалась так велика и продолжительна, что ее и сейчас можно увидеть на 15-рублевой российской марке)[1013]. «Мы русские, мы дети Волги», – писал поэт Евгений Евтушенко[1014].

Куда, однако, в таком случае делись с Волги нерусские? Они испытали потрясения двух мировых войн, революций, Гражданской войны, коллективизации и ГУЛАГа в той же степени, что и русские, если не больше. Многие солдаты, павшие под Сталинградом, не были русскими по национальности, хотя статуи советских солдат в мемориальном комплексе в Волгограде чаще всего имеют европеоидные черты. К истории и чувству национальной идентичности этнически нерусского населения в советский и постсоветский период мы и обратимся.

Глава 16

Нерусское население Поволжья

Автономия и идентичность

В СССР татарину очень легко стать националистом. Достаточно ходить в школе на уроки истории, когда при описании ужасов татаро-монгольского нашествия на тебя оборачивается весь класс; смотреть фильмы, в которых героические русские погибают от рук диких татар… привыкнуть к представлению о том, что Волга – великая русская река, что тебя окружают русские леса, ежегодно участвовать в фестивалях русской зимы… Чем гордиться татарину?

Заявление татарского журналиста в 1990 году[1015]

Большевистская революция 1917 года, казалось бы, предоставила нерусскому населению новые возможности. Ленин называл многонациональную Российскую империю «тюрьмой народов». Взамен империи, определявшей себя как православную и русскую, новое большевистское государство провозгласило основным принципом «социализм», при котором все этнические группы будут равны. Одним из первых документов нового большевистского государства стала 2 ноября 1917 года Декларация прав народов России, провозгласившая равенство всех жителей бывшей Российской империи и обещавшая им право на самоопределение, в том числе право на отделение и образование независимых государств. Эта прокламация, безусловно, помогла большевикам обрести поддержку некоторых представителей нерусского населения на выборах 1917 года и во время Гражданской войны, тем более что белый генерал Антон Деникин объявил, что сражается за «Россию единую и неделимую».

Советский Союз теоретически был добровольным объединением 15 равноправных социалистических республик[1016]. Поволжье входило в крупнейшую из них – Российскую Советскую Федеративную Социалистическую Республику (РСФСР), но внутри этой республики были учреждены автономные республики для отдельных этнических групп, в том числе и поволжских: татар, чувашей, марийцев, удмуртов, мордвинов, немцев.

Каждая автономная республика в составе РСФСР имела собственный флаг, свою страницу, собственные административные учреждения и высшие учебные заведения, собственный национальный драматический и оперный театры. Однако на практике воспользоваться какой-либо автономией или сохранять отдельную культурную идентичность в Советском Союзе в условиях огромных экономических и социальных изменений, о которых шла речь в двух предыдущих главах, было затруднительно.

Распад СССР в декабре 1991 года привел к тому, что бывшие социалистические республики СССР вновь стали независимыми государствами, а автономные республики в составе РСФСР сохранили свой независимый статус, но остались в составе новообразованной Российской Федерации. Для поволжских народов произошли две главные перемены. Во-первых, новая страна была менее населенной, чем СССР, но в процентном отношении в ней жило больше русских. В последние годы СССР на долю русских приходилось чуть более 50 процентов из 293 миллионов. Однако в РСФСР эта национальность доминировала, сохранила она свои позиции и в новой Российской Федерации: около 81 процента из 144,5 миллиона населения.

Во-вторых, западные и северо-западные границы нового независимого постсоветского Казахстана пролегли рядом с поволжскими городами России. Новая граница идет параллельно с восточным берегом Волги от Астрахани почти до Волгограда и местами отстоит от реки менее чем на 100 км; затем она поворачивает на северо-восток и идет параллельно реке почти до Самары, расположенной всего в 243 километрах от первого крупного города за казахстанской границей – Орала (бывшего Уральска). Астрахань на юге России стала пограничным городом рядом с казахстанской границей (хотя крупные казахстанские города расположены не очень близко: Атырау находится в 373 километрах дальше по северному побережью Каспийского моря). Нижняя Волга и часть ее среднего течения снова стали рубежной зоной российского государства, чего не было со времен завоевания Казанского и Астраханского ханств в середине XVI века.

* * *

Главная потенциальная угроза единству большевистского государства исходила от волжских татар. К 1905 году, о чем говорилось в главе 12, интеллектуальные движения среди казанских татар породили сильное чувство национальной идентичности по меньшей мере среди городской татарской элиты; в 1917 году возникли надежды на политическую и культурную автономию – и даже независимость. В ноябре того же года Национальное собрание мусульман Внутренней России и Сибири провело заседание в Уфе и объявило о создании новой автономии – Штата Идель-Урал (Идель – татарское название Волги). Если бы этот штат действительно был создан, он включил бы в себя земли чувашей, марийцев, удмуртов и башкир и в целом совпадал бы по территории с Казанским ханством до его завоевания Иваном Грозным. Чувашская и марийская элиты были немногочисленны и не противились вхождению в состав татарской автономии, к тому же их больше беспокоила перспектива дальнейшей русификации, чем потенциальной «татаризации». Башкиры и волжские татары имели множество общих культурных и лингвистических характеристик, оба народа исповедовали ислам, но немногочисленные башкирские интеллектуалы-националисты опасались, что татары начнут доминировать в их союзе, и выступали против того, чтобы их считали «культурным подразделением» поволжских татар[1017], хотя на самом деле на башкирских землях чаще случались конфликты не